Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.
Шрифт:
– Проголодался, Тигренок? На, выпей молочка, - принцесса ласково потрепала его по затылку и вручила чашку молока. Весьма кстати, потому что он действительно был голоден. Похоже, она об этом догадалась и решила его всё же покормить.
– Интересно, а пирожные котикам можно?
– Шу с шаловливой детской улыбкой обратилась к фрейлинам.
– Мия, твоя киска ест пирожные?
– Нет, Ваше Высочество, зато моя кошка кушает виноград, - Мия Тейсин обожала свою кошку, и при каждом удобном случае про неё рассказывала.
– И ещё лесные орешки.
Дочь барона Тейсина разулыбалась, довольная вниманием принцессы. Шу же тем временем положила на свою тарелку горку пирожных и пирожков, добавила пару бутербродов и отдала тарелку
– Как интересно! А твой кот, Ленкория? Может, он ест пирожные? Как, кстати, его зовут?
Пока девушки увлеченно обсуждали своих котов, выясняя, что они едят, как себя ведут, у чьего кота шерсть длиннее и привычки забавнее, Хилл, наконец, позавтракал. Страшная мстя принцессе может и подождать немножко, в отличие от урчащего голодного желудка. Да и нежные пальчики Шу, поглаживающие его по голове, способствовали перемирию. Ничего, ещё целый день впереди, эти избалованные девчонки успеют получить свое. Глядя, как принцесса мило беседует с дамами, Хилл задумался вдруг, с чего бы такая перемена. Вчера она вела себя с ним как угодно, только не как с домашним зверьком. Шу вчера и злилась, и ластилась, и била его, и целовала - как мужчину, а не как котенка. А сегодня она убеждает своих дам, что Тигренок для неё - не более, чем неодушевленная игрушка. С чего бы это? Во взбалмошность, непоследовательность и прочую ерунду, свойственную женщинам, ему не верилось. Её Высочество даже в порыве страсти всегда знает, что делает. Так какого демона она творит сегодня?
Хилл не успел додумать эту мысль до конца, как Её Высочеству наскучило обсуждение котов и захотелось новых развлечений. Принцесса отобрала у Тигренка тарелку с последним пирожным и неподражаемо капризным тоном повелела:
– А теперь мы желаем усладить наш слух мелодиями далекого севера!
– в её устах это звучало так, будто Её Высочество потребовала луну с неба и сокровища морских людей в придачу. Натуральная принцесса из ярмарочного балагана! Её изволение было именно тем, чего Тигренок и ждал. С Черной Леди в руках ему никакая магия не нужна, чтобы вить из женщин веревки. Фрейлины оживленно зашевелились - кот, играющий на гитаре! Какой изыск! Хилл подумал, что теперь они замучают родителей требованиями - как же так, у Её Высочества есть, и им тоже хочется! Новая мода грозила лишить свободы немало бродячих музыкантов.
Хилла это совершенно не волновало. Он взялся за Черную Леди, и она запела. С первыми звуками удивленные девицы притихли, и вскоре замолкли совсем. Сегодня не было баллад о любви. Леди пела о тоске и одиночестве души, запертой в клетку, птицы, лишенной крыльев, кита, умирающего на берегу. Пела о страсти, жаркой, неразделенной, испепеляющей страсти к небу, к необозримому простору, к свободе. Черная Леди вспоминала высоту и мощь ветра, несущего на своих крыльях песни неведомых далей, трепетала парусом бригантины, идущей сквозь штормы и ураганы к не обозначенным на карте берегам, звенела и рыдала криком чайки над портом, билась прибоем о скалы необитаемых островов, свистела в перьях пикирующего сокола, дребезжала плачем одинокого старика, не дождавшегося сыновей с моря...
Последние обертоны растаяли в воздухе, уплыли туманные корабли, улетели призрачные птицы. Остался обнаженный золотоволосый мужчина с черной гитарой в руках, с поникшей головой и ошейником невольника. И одиннадцать девушек, каждая из которых была уверена в том, что гитара пела только для неё. Одна из них не ошибалась. Для неё, и только для неё мог играть Хилл. Все остальные рассеялись и растворились, не оставив следа, и замирание юных сердечек, прислушивающихся к бессловесной беседе двоих, не имело никакого значения. Юноша забыл о них, он снова видел только её, только для неё рвалась и стонала его душа. Только её он звал с собой в путешествие по синим, как его глаза, просторам.
Но для остальных дев всё было иначе. Каждая из них теперь смотрела на игрушку принцессы совсем другими глазами, и считала,
Шу чувствовала, что ситуация выходит из-под её контроля, но ничего изменить пока не могла. Она сама не могла прийти в себя после его северных мелодий. Ей казалось, что с неё заживо содрали кожу и засунули в чужую шкуру. И в шкуре Тигренка ей совсем не нравилось. Опять он заставляет её полной мерой ощутить собственную жестокость. Заставляет до малейшего оттенка прочувствовать всю горечь и отчаяние человека, лишенного свободы, лишенного речи, лишенного надежды. Человека, уверенного в своей скорой смерти, но при этом мечтающего о любви, имеющего смелость добиваться этой любви, хоть бы и в свои последние дни. Шу изо всех сил пыталась избавиться от морока. Так дело не пойдет. Угрызения совести ещё никого до добра не доводили. И менять свои планы, наслушавшись менестрельского страдания, она не будет. Принцесса решила дать фрейлинам время опомниться, и немножко встряхнула их, избавляя от пленительного, прекрасного в своей безнадежной тоске наваждения.
– Мы желаем отдохнуть перед прогулкой. Вы свободны.
– Её Высочество встала и милостиво махнула рукой в сторону выхода. Фрейлины, ещё плохо соображающие после испытанного потрясения, дружно вскочили, изобразили учтивые реверансы, и стайкой потянулись к дверям.
Глава 16.
239 год от Основания Империи. За три недели до Осенних Гонок.
Если бы сиятельный шеен верил в предзнаменования, то он бы повернул назад. Казалось, сама природа предупреждает его - отступись, прислушайся к своим сомнениям, подумай, а так ли нужна Полуденной Марке возможность ввязаться в войну? Но врожденное упрямство шеена Рустагира вкупе с недвусмысленным предупреждением Великого Визиря гнали его вперед, не смотря ни на что.
И в какой-то момент ему даже показалось, то он переупрямил судьбу. Потрепанный, с оборванными парусами и течью в трюме, галеон выбрался из шторма, разыгравшегося всего за два дня до того, как купцы должны были достигнуть Найриссы. Их, конечно, изрядно отнесло от места назначения, но, по крайней мере, не выбросило на скалы. Но на этом приключения не окончились.
На следующий день после окончания разгула стихии на горизонте показался синий парус свободных охотников. Новая напасть ввергла команду судна в панику.
– Пираты! Полундра!
– по кораблю разнесся тревожный гул колокола. Довольные улыбки счастливо избежавших смерти вмиг слетели с усталых лиц матросов.
– Спустить паруса! Белый флаг!
– как всякий здравомыслящий человек, шкипер без долгих размышлений отдал приказ готовить корабль к сдаче.
– Стоять! Отставить паруса!
– вопль богато разодетого ирсидца, взбежавшего на мостик, перекрыл команду шкипера.
– Какого демона вы творите?
– его ухоженная завитая борода гневно встопорщилась.
– Вы что, собираетесь отдать мой груз каким-то ублюдкам? Да я вас! Да как вы!
– купец задыхался от ярости.
– Мы пустим на дно этих наглецов!
– Но, господин Шавур, нам не справиться с пиратами! Мы даже не можем попытаться уйти - у нас нет половины парусов! Если мы окажем сопротивление, они попросту потопят корабль!
– Молчать! Трус! Да у нас вдвое больше людей!
– Это простые матросы! Команда вымотана штормом. Да посмотрите же - они на ногах еле стоят! И вы хотите, чтобы они сражались против мидзаку? Мы все погибнем из-за вас!
– шкипер ярился не хуже торговца. В стремлении сохранить собственную жизнь он, казалось, позабыл, что судно принадлежит вовсе не ему.