Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
Шрифт:
Я написал нескольким индийским зоологам. Мне ответили отец и сын Уитакеры, известные тем, что в 1970-1990-х годах спасли крокодилов и гавиалов Индии от вымирания, наладив их массовое разведение в неволе. Они рассказали, что болотных крокодилов найти легко, но гавиалы остались в природе только в нескольких местах; самые большие их популяции живут в заповедниках Чамбал и Катерниагат. В Чамбале гавиалы рассредоточены вдоль стокилометрового участка реки, к тому же места там опасные: долина реки Чамбал славится по всей Индии как место, где скрываются дайкоти (профессиональные бандиты). В Катерниагате плотность популяции гавиалов выше, но туда очень долго добираться. Я решил начать с национального парка Корбетт, где
За неделю до отъезда мне позвонил знакомый по имени Борис. Ему когда-то очень понравились мои книги, и мы иногда переписывались. Теперь он приехал в Орландо на семинар по каким-то банковским премудростям и интересовался, нельзя ли будет потом заглянуть ко мне в Майами. Я предложил сводить его на вечернюю прогулку по Эверглейдс. Следующим вечером он появился у меня на пороге со словами: – Меня там в машине дама ждет, мы на семинаре познакомились, она меня до Майами подвезла. Можно ее на чашку кофе пригласить?
– Конечно, – ответил я, ожидая увидеть типичную банковскую служащую лет пятидесяти с тройным подбородком и в очках на цепочке.
Но Борис вернулся с таким неземным созданием, что мне показалось, будто в мою скромную квартиру впорхнул какой-то сказочный персонаж. Девушка была совсем юная, очень стройная, говорила с очаровательным вест-индским акцентом (потом оказалось, что она родом с Ямайки)… и при этом действительно работала в банке, причем на руководящей должности. Звали ее Ками.
Поскольку я обещал Борису ночную экскурсию в Эверглейдс, мне ничего не оставалось, как пригласить прекрасную гостью составить нам компанию.
– Я никогда не была в Эверглейдс и ни разу не видела аллигаторов, – сказала Ками.
– А давно ты живешь во Флориде?
– Двенадцать лет.
Я не сразу понял, что она не шутит. Мне предстоял самый странный роман в моей жизни, почти как с пришельцем из космоса. Ками была ничуть не похожа на девушек, которые обычно проявляют ко мне интерес. В основном такое случается с девушками, которые в детстве мечтали быть капитанами пиратских фрегатов. Ками в детстве мечтала стать генеральным директором банка. Она потом попросила меня никому из ее знакомых не рассказывать про тот первый вечер в Эверглейдс, потому что отправиться с малознакомыми людьми в ночные болота было совершенно не в ее характере.
Если посмотреть на карту Майами, бросается в глаза, что западная граница города – практически прямая линия, образованная улицей под названием Кроум-авеню. К востоку от этой улицы до самого моря тянется сплошная застройка, а к западу – необитаемые просторы Эверглейдс.
Ками жила на восточной стороне, и до нашей встречи ей ни разу не пришло в голову взглянуть, что там, за последней улицей. Я тоже жил в Майами, но старался как можно больше времени проводить за городом, держась подальше от центра и обрамленных многоэтажными отелями “цивилизованных” пляжей. Если мне хотелось поплавать в океане, я ездил на безлюдное южное побережье. Наши с Ками квартиры располагались всего в паре километров одна от другой, но наши миры практически не пересекались.
Когда мы доехали в Эверглейдс, уже стемнело. Я повел Ками и Бориса в Акулью долину (акул там нет, а названа она по протоке, впадающей в Акулью бухту). Это популярное у туристов место, где можно гулять пешком или кататься на велосипеде по асфальтированной дорожке, так что обычно там даже ночью полно народу. Но в этот раз ночь была безлунная, холодная и ветреная, и у протоки не было ни души. Я объяснил моим гостям, что бояться в болотах совершенно нечего, но девушка была перепугана до смерти. Один особенно громкий всплеск заставил ее прыгнуть мне на руки. Я молча проклинал свою глупость, уверенный, что больше никогда Ками не увижу. Однако я ее недооценил.
Мы начали перезваниваться, и я даже успел сводить ее на ужин перед отлетом в Дели. Снова увидеться нам удалось только через шесть недель.
Я прилетел в Дели в полночь и выбрался оттуда до рассвета, но все-таки не успел избежать похожей на грипп инфекции, которую цепляют почти все впервые приехавшие в город из-за загрязненного воздуха. Подобно большинству крупных городов Индии, Дели – удовольствие на любителя. Смог там такой густой, что дальше пары кварталов ничего не видно, толпы пешеходов на тротуарах нередко создают настоящие пробки, а для вождения машины это, пожалуй, одно из самых трудных мест в мире. Мне попадались таблички “Максимальная скорость при езде по встречной полосе 100 км/ч”.
Путешествовать простуженным было непросто. Ночи оказались зверски холодными, а я не ожидал такого от тропических равнин и не взял зимнюю одежду. Иногда мне приходилось разгуливать, завернувшись в спальный мешок, но местные жители не обращали на это внимания, потому что получалось что-то вроде традиционной индийской одежды.
Добравшись до национального парка Корбетт, я сразу обнаружил, что работать там не смогу. Почти все крокодилы и гавиалы парка собрались в одной речной заводи, которая отлично просматривалась с главной дороги, так что наблюдать за ней, сидя на обочине, было бы проще простого… но об этом не могло быть и речи. Администрация парка очень боялась, что кого-то из туристов съест тигр, поэтому иностранцам строго запрещалось выходить из машин и огороженных кемпингов.
Пришлось ехать дальше на восток, через тераи – длинную полосу низменностей, тянущуюся вдоль подножия Гималаев. До появления ДДТ там почти не было людей, потому что только немногочисленные местные племена, обладавшие устойчивостью к малярии, могли там выжить. За последние полвека обширные болота в основном превратились в рисовые чеки, но осталось несколько заповедников, знаменитых стадами индийских носорогов и диких азиатских буйволов.
Путь до заповедника Катерниагат на непальской границе занял три дня, с многочисленными пересадками с одного едва ползущего поезда на другой. Когда я добрался до конторы заповедника, мне тут же сообщили, что разрешение на исследования надо получать в столице района. После еще шести часов на поезде и долгих блужданий по не особенно цветущему райцентру я отыскал региональный департамент охраны природы. Он находился в полуразрушенном здании, которое явно не пытались ремонтировать со времен британского правления. Стопки заплесневевших, опутанных паутиной бумаг заполняли его до потолка, под которым гнездились дикие пчелы. Начальник департамента грустно поведал, что разрешение оформляется в Дели, занимает оформление не меньше года, и весь год мне придется там находиться, чтобы не давать процессу заглохнуть. Единственное, чем мне могли помочь в райцентре, – выдать туристский пропуск за восемьдесят долларов в сутки.
Я мог себе позволить купить пропуск только на один день. Вернувшись в заповедник, я попросил охранника прокатить меня по реке на лодке. Он рассказал, что в книгах все написано неправильно: зимы в Северной Индии слишком холодные, так что брачный сезон у крокодилов и гавиалов начинается не раньше марта. Он также предложил мне, приехав весной, остановиться в его хижине за доллар в день (включая питание) и проводить исследования на окраине заповедника без всяких разрешений. Вдоль границы, толком не размеченной, было достаточно речных отмелей и лесных озер, где я мог наблюдать за крокодилами, не нарушая закон. Формально для научной работы в Индии все равно требовалось разрешение, но только в случае, если я не был туристом.