Песни

Городницкий Александр Моисеевич

Вдовы поэтов

— Бабы, кто вы, бабы, кто вы? Тёмны ваши лики. — А мы вдовы, а мы вдовы Поэтов великих… Вам, как крест, носить их имя, В вечной вы опале. С ними спали вы с живыми, Только их проспали. Свет погас, разлиты вина, Пусты пепелища. Виноватых и безвинных Среди вас не сыщешь. Вам чужим спасаться словом, Спасти не сумевшим. Ах, не верьте, люди, вдовам Поэтов умерших. Шум весенний заоконный Слушать им несладко. Тускло светит под иконой Жёлтая лампадка. — Бабы, кто вы, бабы, кто вы? Тёмны ваши лики. — А мы вдовы, а мы вдовы Поэтов великих… 1967

Великие когда-то города…

Великие когда-то города Не вспоминают о былом величье — Владимиру не воротить обличья, Которое

порушила орда. Ростов великий вовсе не велик — Собор да полустершиеся плиты, И Новгород когда-то знаменитый Сосем не тот, что знали мы из книг. Не сетует на Зевса Херсонес — В чужом краю покинутый ребенок, И Самарканд, песками погребенный, Давно уже не чудо из чудес. Великие когда-то города Не помышляют об ушедшей славе — Молчат колокола в Переяславле, Над Суздалем восходит лебеда. Они средь новых городов и сел — Как наши одноклассники ребята, Что в школе были первыми когда-то, А жизнь у них не вышла, вот и все.

Воздухоплавательный парк

Куда петербургские жители Толпою веселой бежите вы? Какое вас гонит событие В предместье за чахлый лесок? Там зонтики белою пеною Мальчишки и люди степенные, Звенят палашами военные, Оркестр играет вальсок. Ах летчик отчаянный Уточкин, Шоферские вам не идут очки. Ну что за нелепые шуточки — Скользить по воздушной струе? И так ли уж вам обязательно, Чтоб вставшие к празднику затемно Глазели на вас обыватели, Роняя свои канотье? Коляскам тесно у обочины, Взволнованы и озабочены, Толпятся купцы и рабочие, И каждый без памяти рад Увидеть как в небе над городом, В пространстве, наполненном холодом, Под звуки нестройного хора дам Нелепый парит аппарат. Он так неуклюж и беспомощен! Как парусник ветром влеком еще, Опору в пространстве винтом ища, Несется он над головой. Такая забава не кстати ли? За отпрысков радуйтесь, матери, Поскольку весьма занимателен Сей праздничный трюк цирковой. Куда петербургские жители, Толпою веселой бежите вы? Не стелят свой след истребители У века на самой заре, Свод неба пустынен и свеж еще, Достигнут лишь первый рубеж еще… Не завтра ли бомбоубежище Отроют у вас во дворе?

Волчья песня

В реке, омывающей берег, В зелёном лесу над рекой И рыбе, и всякому зверю Для отдыха нужен покой. Спешит перелётная птица Родные найти берега, И путник усталый стремится На свет своего очага, И тёплое логово волчье Мохнатую манит родню. И мы собираемся молча И тянем ладони к огню. С утра приключений мы ищем, Но вечером этого дня Нам тёплое нужно жилище, Одетое светом огня. Пустеет вечернее поле, Холодные ночи близки. И сердце сожмётся от боли, И выбелит иней виски, И осень звенит в колокольчик, Сжигая траву на корню. И мы собираемся молча И тянем ладони к огню. Спеши же, охотник усталый, В тобою покинутый дом: Цветок распускается алый Под чёрным кипящим котлом, Забыты недавние муки, Близка долгожданная цель, Где женские лёгкие руки Тебе застилают постель И месяц является ночью На смену сгоревшему дню. И мы собираемся молча И тянем ладони к огню. 1988 Малеевка

Воробей

Было трудно мне первое время Пережить свой позор и испуг, Став евреем среди неевреев, Не таким, как другие вокруг, Отлучённым капризом природы От ровесников шумной среды. Помню, в Омске в военные годы Воробьёв называли «жиды»… Позабыты великие битвы, Голодающих беженцев быт, — Ничего до сих пор не забыто Из мальчишеских первых обид. И когда вспоминаю со страхом Невесёлое это житьё, С бесприютною рыжею птахой Я родство ощущаю своё, Под чужую забившийся кровлю, В ожидании новых угроз. Не орёл, что питается кровью, Не владыка морей альбатрос, Не павлин, что устал от ужимок, И не филин, полуночный тать, Не гусак, заплывающий жиром, Потерявший способность летать. Только он мне единственный дорог, Представитель пернатых жидов, Что, чирикая, пляшет «семь сорок» На асфальте чужих городов. 1996

Все, что будет со мной…

Все, что будет со мной, знаю я наперед, Не ищу я себе провожатых. А на Чистых прудах лебедь белый плывет, Отвлекая вагоновожатых. На бульварных скамейках галдит малышня, На бульварных скамейках — разлуки. Ты

забудь про меня, ты забудь про меня, Не заламывай тонкие руки. Я смеюсь пузырем на осеннем дожде, Надо мной — городское движенье. Все круги по воде, все круги по воде Разгоняют мое отраженье. Все, чем стал я на этой земле знаменит, — Темень губ твоих, горестно сжатых… А на Чистых прудах лед коньками звенит, Отвлекая вагоновожатых.

Галатея

В летней Греции полдень горяч, Пахнут мёдом высокие травы… Только в доме у скульптора — плач, Только в доме у скульптора — траур. Причитанья и слёзы вокруг, Хоть богов выносите из дому. — Что с тобою случилось, мой друг? — Галатея уходит к другому! Позабыв про еду и питье, Он ваял её нежно и грубо. Стали тёплыми бёдра её, Стали алыми белые губы. Над собою не видя беды, Жизнь он отдал созданью родному. Пропадают напрасно труды — Галатея уходит к другому! Не сиди же, печаль на челе, Принимайся, художник, за дело: Много мрамора есть на земле, Много женского жаркого тела. Но пустынно в его мастерской, Ничего не втолкуешь дурному, Он на все отвечает с тоской: — Галатея уходит к другому! А у храма растёт виноград, Красотой поражает природа, И опять на Олимпе доклад, Что искусство — оно для народа. Бродят греки весёлой толпой, Над Афинами песни и гомон… А у скульптора — мёртвый запой: Галатея уходит к другому! 1965

Галилей

Отрекись, Галилей, отрекись От науки ради науки! Нечем взять художнику кисть, Если гады отрубят руки, Нечем гладить бокал с вином И подруги бедро крутое. А заслугу признать виной Для тебя ничего не стоит. Пусть потомки тебя бранят За невинную эту подлость, — Тяжелей не видеть закат, Чем под актом поставить подпись, Тяжелей не слышать реки, Чем испачкать в пыли колено. Отрекись, Галилей, отрекись, — Что изменится во Вселенной? Ах, поэты и мудрецы, Мы моральный несем убыток В час, когда святые отцы Волокут нас к станкам для пыток. Отрекись глупцам вопреки, — Кто из умных тебя осудит? Отрекись, Галилей, отрекись, — Мне от этого легче будет.

Гномы

Там, где лес грустит о лете, Где качает сосны ветер, Где в зеленом лунном свете Спит озерная вода, Мы идем в минуты эти На людей расставить сети. Все — и взрослые и дети, Разбегайтесь кто куда. Гномы, гномы, гномы, гномы, Не дадим житья чужому, — Уведем его от дому И возьмем на абордаж. Если ты не пахнешь серой, Значит ты не нашей веры, Если с виду ты не серый, — Это значит — ты не наш. Наших глаз сверкают точки, Мы слабы поодиночке, Но, собравшись вместе ночью, Не боимся никого. Нету сил у инородца Против нашего народца. Грудью, ежели придется, Встанем все на одного. Гномы, гномы, гномы, гномы, Не дадим житья чужому, — Уведем его от дому И возьмем на абордаж. Если ты не пахнешь серой, Значит ты не нашей веры, Если с виду ты не серый, — Это значит — ты не наш. Мы борцы-энтузиасты, Человек наш враг, и баста! Словно волки мы зубасты, Ядовиты, как оса. За отечество радея, Изведем его, злодея, Наша главная идея: Бей людей, — спасай леса! Гномы, гномы, гномы, гномы, Не дадим житья чужому, — Уведем его от дому И возьмем на абордаж. Если ты не пахнешь серой, Значит ты не нашей веры, Если с виду ты не серый, — Это значит — ты не наш. 1988

Гражданская война

Клубится за окном пожара едкий чад, — Не жаворонки в нём, а вороны кричат. Голодная страна огнём обожжена, — Гражданская война, гражданская война. Гражданская война, гражданская война, Где жизни грош-цена, и Богу грош-цена. Дымится за межой неубранная рожь, Где свой и где чужой, никак не разберёшь. Гражданская война, гражданская война, Где сыты от пшена и пьяны без вина. Где ждать напрасный труд счастливых перемен, Где пленных не берут и не сдаются в плен. Гражданская война, гражданская война, Земля у всех одна и жизнь у всех одна, А пулю, что летит, не повернуть назад. Ты думал — враг убит, а оказалось — брат. И кровь не смоешь впредь с дрожащих рук своих, И легче умереть, чем убивать других. Гражданская война, гражданская война, Будь проклята она, будь проклята она! Ноябрь 1990 Москва