Песня цветов аконита
Шрифт:
Холодно стало. Привык, что в Столице поздняя осень теплее, чем здешний месяц Журавля? Нет. Это от мыслей так неуютно… Как много о нем говорят. Для чего? Неужто от сплетен кому-то легче?
…Если дать сплетникам чересчур много воли, своими домыслами они могут и Небо обрушить. Но заставить всех замолчать невозможно…
Наверное, возможно. Только тогда его возненавидит вся Окаэра. Разве этого хотел отправивший его сюда?
— Лучше я позабочусь о том, что им говорить….
—
В народе поплыли слухи, что господин Окаэры, стоит ему пожелать, узнает о малейшем промахе. Слухи эти распространяли его шин; по правде сказать, новости они добывали успешно. Простой народ подхватил эти речи куда быстрее, чем ожидалось, и прибавил к ним иные страхи.
— Хоть на тень его посмотрите, — угрюмо советовал пожилой каменщик. — Ну, человек ли?
— А что тень?
— Всегда четкая такая, резкая, очерченная, словно кто ходит за ним и рисует. А у нас у всех — как придется. Так-то вот…
— Зачем вам ездить по деревням лично? Разве мало известий от доверенных лиц? — удивлялся Аоно.
— Если это моя земля, я хочу видеть свою землю, — с неизменной еле заметной улыбкой отозвался наместник. — Плох тот хозяин, что не знает собственного дома. Или не так?
Оделся просто, в серо-зеленое — ни одного знака, только кольцо-печатка на руке. Даже волосы перехватил темно-зеленой повязкой — не понять, какой ранг. С собой, кроме охраны и пары чиновников, взял Шинори. Тот был растерян неожиданной честью, и забавно было видеть растерянность на хмуром лице.
— Ну и рожа! — без обиняков заявил младший, когда брат пришел с известием о скором отъезде. — Знаю, почему тебя взяли — на тебя же смотреть смешно!
Шинори хотел дать ехидному созданию по шее, но сдержался, думая о предстоящем.
Даже младшему он не открывал того, что с недавних пор не давало покоя. Еле заметные следы на коже господина — словно умело залеченные шрамы от плети. Не понимал, откуда они взялись, и думать об этом боялся — мало ли что за семья была у Высокого… или не семья виновата? Страшно гадать о таком. А спросить невозможно… да и знай наверняка, что ответит, не посмел бы.
Почему Шинори доверили это знание? Потому что оно не являлось тайной? Может, и так. Но все равно — господин знает, что такое боль. И если Шинори вообще хоть что-то понимает в лечении — Йири Алайя когда-то пришлось очень несладко. И видно — не находит удовольствия в наказаниях низших.
Ниро первым заметил, как стал ощетиниваться старший брат, слыша худое слово в адрес наместника.
Йири опустился на колено, коснулся рукой земли — теплой, рыжеватой… дома была черная… неожиданно вспомнил цвет.
Его люди, удивленно наблюдавшие за господином, мгновенно забыли про удивление, когда он, отряхнув ладонь, направился к ним. Непозволительно таким, как они, удивляться чему-либо, что сделает он.
— Земля… хорошая. Только поля в ужасном состоянии. Почему?
— Так налоги большие, — развел руками староста. — Не до тонкостей земледелия.
— Если сможете как следует заняться землей, получите урожай раза вдвое больше. Вот и деньги. И на западе сколько угодно места. Почему бы бедноте не переселиться туда? — спросил он уже не у старосты, а у себя самого.
— Разве с тех полей можно что собрать?
— Вполне. Я готов уменьшить налог — но буду требовать результата. Это возможно, я знаю.
Он развернулся, не дожидаясь ответа или хотя бы поклона, и направился прочь.
— Откуда он так хорошо знает землю, интересно мне? — пробормотал староста.
Тень скользнула по полю — пробежал заяц. Таким нелепым показался контраст ушастого бурого зайца и группы богато одетых людей, что Йири с трудом удержал улыбку.
Оглянулся на сопровождающих. Стоящий рядом с ним черноглазый молодой человек в форме офицера личной гвардии наместника тоже глянул на местных уроженцев. Все они казались сбитыми с толку.
— Возвращаемся, — через миг Йири оказался в седле, тронул повод.
Молодой человек по имени Химару ехал следом, не спуская внимательных глаз с окружения, и ухитрялся еще поглядывать по сторонам, не доверяя охранникам.
Ему было спокойней среди полей. Две недели спокойствия. А вернулся — словно в липкий и тесный кокон.
С трудом засыпал и спал мало, пробуждаясь от малейшего шороха. Да и попросту сон не шел. Страха перед новым покушением Йири не испытывал — ему ли бояться за свою жизнь! Но позволить оборвать эту самую жизнь значило бы нарушить волю того, кто направил его сюда… кто по-прежнему был единственным — и не только по велению Неба.
Несмотря ни на что.
Бывало, целую ночь он проводил у окна на кушетке, бездумно глядя на деревья. Руки были сложены, как учили — а порою брал нанизанные на нитку шарики из зеленого с белыми прожилками камня, перебирал в пальцах, как это делают монахи, отгоняющие злых духов и дурные мысли.
Он знал, что порой жестокие игры ведутся людьми, обладающими властью. Сам никогда не играл в них… а теперь приходилось. Власть-то у него была, но только ею одной не сделаешь ничего. Не для того ли Второй круг стоит выше простых смертных, подотчетен лишь повелителю, чтобы легче было оправдаться перед совестью?