Песня кукушки
Шрифт:
— Как выглядели пассажиры? — импульсивно спросила Пен.
— Вот это самое подозрительное. — Билл почесал затылок. — Никто не смог их описать или хотя бы сказать, сколько их было и как они были одеты — в обноски или дорогую одежду. Но все сошлись на одном: пассажиры были без багажа.
Вещи, которые то ли видны, то ли нет. Люди, которых невозможно описать. Где-то посредине, в тумане, легкими шагами они порхали на грани человеческого восприятия. И эти странные лодки появились в то же время, когда Архитектор начал свои полуночные полеты над городом. Триста взглянула в глаза Вайолет. «Запредельники», — беззвучно произнесла она.
В этот момент, откашливаясь, в комнату
— Мистер Биркин, — обратился он к Биллу, — тут идет речь о заячьей охоте, которая может вас заинтересовать.
Парень взял газету со стола, пролистал несколько страниц и с многозначительным видом протянул Биллу. После ухода брадобрея Билл долго смотрел на газету. Потом фыркнул и разложил ее на столе, подзывая Вайолет.
— Видал я сходство и получше, — заметил он.
На фотографии Вайолет выглядела милой девушкой лет восемнадцати-девятнадцати с пышной гривой кудрявых волос. Никто не догадался бы, как изменилось это лицо за несколько лет, приобретя резкие и угрюмые черты. Рядом была напечатана фотография, сделанная в семье Кресчентов меньше года назад. Стандартная семейная сценка, которую любят фотографы: мать чинно сидит, дети, как декоративные цветы, расставлены по обе стороны от нее, а отец властным жестом опирается на спинку стула своей жены. Благодаря воспоминаниям Трисс Триста даже вспомнила, как она позировала для этой фотографии, на целую вечность застыв в одной позе, пока картинка медленно фиксировалась на пленке. Пен не сиделось, конечно же, поэтому фотография была слегка смазана в том месте, где было ее лицо, но все равно младшая сестра была узнаваема. Напротив, лицо Трисс запечатлелось с ледяной ясностью.
«ДОЧЕРИ КРЕСЧЕНТОВ ПОХИЩЕНЫ» — вопил заголовок. Глаза Тристы беспомощно заскользили по колонкам букв. «Вайолет Пэриш разыскивается в связи с их исчезновением… до сих пор не поступали требования о выкупе… ходят слухи, что это месть из-за финансовых разногласий…»
— Нас не похищали! — возразила Триста.
— Это все выдумки! — возмутилась Пен.
— Я неплохо лажу с полицией, — пробормотал Билл, — но не настолько. В чем дело, Вайолет?
— Извини, Билл, — тихо ответила она. — Это недоразумение. Но не похищение.
— Что ж… какая жалость. — Билл вздохнул и издал недовольное восклицание. — Очень жаль, что я не прочитал это час спустя после твоего ухода. Мне бы не помешала награда. — Он подмигнул Вайолет, потом нахмурился. — Ты же знаешь всех моих друзей за пределами города на случай если тебе понадобится убежище?
— Знаю, спасибо, Билл. — Вайолет слегка, но искренне улыбнулась. Она встала, собираясь уйти, потом замешкалась. — Билл… ты не возражаешь, если я возьму эту газету?
Когда они снова оказались на улице, Вайолет протянула Тристе газету.
— Здесь фотография Трисс, — прошептала она. — Ты можешь съесть ее, если почувствуешь себя голодной?
При одной мысли об этом аппетит Тристы встрепенулся, словно акула, почуявшая запах крови. «Все в порядке, — сказала она себе. — Я знаю, что это. Я могу с этим справиться». Она напряглась в ожидании первой волны голода, почувствовала, как он захлестнул ее, но на этот раз продолжил усиливаться, пожирая ее. Она задрожала. Это было что-то новое, похуже. Она выхватила газету из рук Вайолет, смяла в комок и начала пихать себе в рот.
— Святой Моисей! Не на улице! — прошипела Вайолет. Она схватила Тристу за руку и быстро затащила ее в переулок. — Я постою на страже, пока ты ешь.
Триста, пошатываясь, побрела в дальний конец переулка. В глазах у нее потемнело и появились пятна. Яма внутри нее росла и
— Что ты делаешь? — Голос Пен прозвучал прямо за ее спиной.
Триста не обернулась, продолжая сидеть на корточках и украдкой вытирая пятнышко грязи с нижней губы. Она не хотела, чтобы Пен видела ее лицо, если вдруг оно превратилось в ужасающую колючую маску голода. Если Пен продолжит разговаривать с ней нормально, возможно, все вернется в свое русло.
— Я… я проголодалась, Пен. — Какие неподходящие слова. — Я… хочу есть.
— Я тоже до сих пор голодна, — трагически сказала Пен.
Триста почувствовала, что девочка присаживается рядом с ней.
— Я… я действительно голодна, Пен. — Трисс сухо сглотнула. — Думаю… думаю, это потому, что прошлой ночью я потеряла много кусочков себя, когда преследовала Архитектора. Эти кусочки оставили дыру, Пен. Я думаю, именно поэтому я такая… такая… — Она умолкла, сжав кулаки.
— Тогда съешь что-нибудь еще! — испуганно воскликнула Пен. — Я принесу тебе листья!
— Без толку, — сквозь стиснутые зубы произнесла Триста. — Это должны быть вещи Трисс.
— Ты не можешь рассыпаться! — завопила Пен, как будто это зависело от нее. — Я… я тебе не позволю! — Не успела Триста отреагировать, как Пен отчаянно обхватила ее руками. — Не смей!
Пен.
Триста закрыла глаза и крепко обняла Пен. Она цеплялась за единственное теплое и крепкое создание в ее странном суровом мире. Внезапно Пен вскрикнула и поморщилась.
— Ой! Триста… ты почему колешься?
Триста взглянула на свои руки. Из кончиков пальцев вытянулись шипы, как у шиповника, проткнув легкое платье Пен на плечах. Языком она чувствовала, как заострились ее зубы. Триста обнимала то, что было лакомством, лимонадом в летний день или горячим супом в зимний… а внутри нее зияла дыра размером с бездонный колодец, куда вполне мог уместиться человек… Она изо всех сил оттолкнула Пен. Сестра упала на спину и вскрикнула, ударившись о камни мостовой. Задохнувшись от удивления, она уставилась на Тристу, и выражение возмущения и шока на ее лице постепенно сменялось ужасом.
Триста боялась оставаться здесь еще хотя бы секунду. Она попятилась, затем развернулась и гигантским прыжком вскочила на ближайшую стену. Оттуда она спрыгнула в соседний переулок, приземлившись на корточки со стучавшим, как молоток, сердцем. И побежала прочь, низко склонив свое чудовищное лицо.
ГЛАВА 35
ЖЕСТОКОЕ ЗЕРКАЛО
На улице пахло снегом. В порывах ветра было что-то хрусткое, и небо висело так низко, что, казалось, Триста могла подпрыгнуть и вцепиться в него когтями. Но она продолжала быстро бежать улица за улицей, и под ее ногами грязь и листья разлетались по всему тротуару.