Песня моей души
Шрифт:
Эльф надолго замолчал, выпустив меня и судорожно переплетя пальцы своих рук. Потом потерянно закончил свой грустный рассказ:
– Мне нечего было бояться, да и мои врождённые способности дали бы занять какое-нибудь важное место на родине. Столько лет скрывать происхождение, упорно отучать себя от всего, чего отличает эльфов от других народов, ненавидеть... и потом выяснить, как сильно я ошибся… как же это больно! Ведь если бы я не разрушил королевский дворец – творение древних эльфийских мастеров и одно из главных и любимых сокровищ Эльфийского леса – меня бы приняли обратно! И я бы сам узнал, что мои родители живы, что у меня родился желанный младший брат! Или… если бы отомстил как-нибудь иначе, поменьше… - он уронил голову на руки, спрятал лицо, -
Долго гладила его по голове, прежде чем он успокоился. Чуть позже он торопливо скользнул по лицу рукавом чистой рубашки – принесённой для него Нэлом – и торопливо меня обнял. Кан… плакал?.. Впрочем, даже если и так, он не хотел, чтобы я поняла, вот лицо своё спрятал, уткнувшись в мои волосы.
– Я не боюсь, что меня могут казнить, когда найдут… хотя я старался запутать следы, как умел… да и Нэл сказал, что он тоже пытался скрыть мой след… просто… - голос Кана задрожал, - Я ненавижу себя за этот поступок! Если бы я не разрушил дворец, я бы мог вернуться домой… Вернуться, просто погостить… Но я… о, как же я ошибся, Алина!
– Просто ты не знал, - ласково похлопываю его по спине, - Ты всего лишь не знал, что твоих родителей помиловали после того дня. Если бы ты знал, всё было бы иначе. Но за это незнанье ты уже отплатил, болью, будучи уверенным в их гибели. А впрочем, чего теперь говорить, что могло бы быть тогда?.. Нам надо жить с тем, что есть теперь…
– Эта ненависть… я и ненавижу себя за неё! Она застила мне глаза… я ничего не видел кроме неё… я жил одной лишь ею столько лет! Я даже не подумал выяснить, что случилось на родине потом, после моего ухода…
– Просто это ненависть… Она всем застилает глаза, - снова похлопываю его по спине, - Отдав ей сердце, вольно или невольно, люди совершают вещи, которые, может, вовсе и не хотели делать, которые сами не ждали от себя. А ты просто не знал всего. Просто не знал.
Мы долго сидели, обнявшись, молча. Потом молча доедали оставшиеся хлебцы, приготовленные Нэлом.
– А сколько тебе лет на самом деле?
– А почему ты это спросила? – его рука с предпоследним хлебом замерла у рта.
– Ты сказал: «Я жил одной лишь ею столько лет!».
– Боишься, я совсем старик? – Кан рассмеялся.
– Нет, ты что! – под его лукавым взглядом смутилась, - Да мне всё равно, сколько! Я тебя люблю. Да и выглядишь ты молодым.
– Да, я, конечно, выгляжу моложе, лет на двадцать шесть, наверное, по человеческим меркам, но, вообще-то, мне ненамного больше, - любимый усмехнулся, - Всего только тридцать семь.
Мы какое-то время говорили о всякой ерунде. Просто наслаждаясь тем, что мы рядом и можем видеть друг друга, слышать, разговаривать. Потом Кан опять перевёл разговор к имеющимся бедам:
– Алина, а ты пробовала выяснить у Мирионы что-либо о «проклятии алхимиков»?
– Мириона на все вопросы ответила очень кратко: «Не рой другому яму – сам в неё попадёшь».
– Вряд ли она умеет шутить или издеваться, - он задумчиво взъерошил свои волосы, - Мириона либо предупредила тебя, либо загадала своеобразную загадку, либо уклонилась от ответа, либо нашими же словами объяснила причину самой болезни. Придётся самим искать причину появления болезни и лекарство, - жених ощупал левый рукав. – Можешь вернуть мне оружие? Ножны необходимы, чтобы узнавать о нежданных гостях и их заклинаниях, а кинжал не полезнее любого другого.
Сбегала и принесла ему кинжал. Он тут же привязал ножны к руке.
Прошли ещё две недели, прежде чем здоровье Кана полностью восстановилось. Нэл иногда навещал нас, но уже намного реже. Они с Каном как-то подозрительно переглядывались, из чего я заподозрила, что шум из-за уничтожения дворца вышел сильный и всё ещё продолжается.
Временами заглядывали Цветана со Станиславом. Лекарская школа, основанная юной графиней,
Цветана всегда приносила какие-то послания для Вячеслава – их передавали то Нэл, то Кан. Впрочем, самого Вячеслава мы пока не видели: он был в гуще исследования «проклятия алхимиков», то с отцом, то в окружении других людей – алхимиков из главной чернореченской школы алхимии, где его уважали и любили – то с лекарями, то ещё где-то. И втихую подсунуть ему послания, особенно, вечером, было проще, чем устроить нам с ним встречу, поговорить.
Вышло так, что пока Кан усиленно пил травяные отвары и потихоньку наращивал длительность тренировок для тела, наше дело, наша подготовка к битве с «проклятием алхимиков», да, собственно, и сама битва, уже шли полным ходом. В Черноречье активно занялся исследованием болезни и заболевших Вячеслав, заручившийся поддержкой от отца и школы алхимиков, а Новодалье – болезнь исследовал особый отряд из учителей и учеников школы, основанной Цветаной. Да и в Светополье что-то старался выяснить Ростислав.
Мы с Каном готовились к визиту к Вадимиру. Хотели рассказать, как важно изучать «проклятие алхимиков», тем более, наращивающее мощь, да и… предложить объединение усилий новодальских исследователей со светопольскими и чернореченскими. А Кан мог бы быть посредником по передаче знаний, устроителем встреч лекарей, так как владел магией – и ускорение встреч могло бы намного ускорить приближение разгадки этой таинственной болезни, следовательно, приблизить победу над ней. Хотя, конечно, Враждующие страны прославились из-за своей вражды. И согласятся ли все короли объединиться, ну, хоть объединить усилия нескольких десятков своих подданных, хоть ненадолго, хотя бы ради победы над болезнью?.. Но мы постараемся их убедить объединиться, хотя бы на время!
В выбранный день нас ненадолго задержал дождь. Пока он шёл, мы успели ещё раз подумать о предстоящих действиях. В пути задерживали лужи впечатляющих размеров, которые мы постоянно обходили. Зато воздух стал необыкновенно чистым. Каждый вдох доставлял удовольствие, будто бы очищал тело и душу от усталости и печали. Немногочисленные деревья и цветы, умытые дождём, как будто оживали, пели от радости. Мокрые дома, наоборот, стали ещё темнее, мрачнее…
Без каких-либо происшествий добрались до тронного зала, долго ждали, пока его покинут какие-то влиятельные особы, чей крик порой долетал до нас сквозь толстые створки дверей, покрытых резными оленями. Звери гордо держали свои головы, увенчанные ветвистыми рогами. Этих оленей неоднократно видела на разных вещах и во дворце, и в доме сдающей нам комнаты вдовы. Часто воины моей страны упоминали об оленях на знамёнах Новодалья. На знамёнах Черноречья всегда были волки. На знамёнах моей родины величаво плыли лебеди. Помню, три раза видела живых лебедей и долго не могла оторвать от этих прекрасных птиц взгляда.