Песня моей души

Свительская Елена Юрьевна

– Это какие такие слова? – заинтересовался Белотур.

А лавочник, подхватив книгу и перо, кинулся к ним, записывать, едва не перевернув прилавок с поясами.

– Это когда ты что-то говоришь, похвальное, в середину фразы непременно надо добавлять слова «очень», «самое-самое» и «лучше всех»! Они это почему-то любят. Знают, что враньё, но всё равно любят… Пуще хлеба... – Стёпка отошёл на пару шагов, едва не сшибив лавочника – тот, впрочем, ловко ускользнул, но прилавок с поясами таки задел и часть рассыпал, - Вот, совсем другое дело. Теперь хоть на человека

похож. А то ходишь в своей столетней рубахе, выцветшей, замызганной, того и гляди – в пыль рассыплется…

– Я её стираю каждую неделю! – возмутился лекарь, - И вообще… ей только тридцать лет! – задумчиво поскрёб бороду, - Или… сорок?.. И вообще, зачем я только у тебя спросил, идут мне усы или не идут?..

– Цыц! – прикрикнул рыжий парень на уже седеющего светопольца. Как на нашкодившего мальца. Брезгливо осмотрел пояса, уже почти разложенные по местам, выбрал зелёный, придирчиво покрутил в руках, потом, тяжело вздохнув, надел таки на Белотура, - Ну… ладно, сойдёт, - обернулся к лавочнику, - Значит, за пояс вы должны нам скинуть полцены.

– Чего-о?! – обалдел тот, - С какой такой радости?!

– А мне вон тот пояс, с рыжими, сиреневыми и коричневыми нитями. Забесплатно, - невозмутимо добавил Стёпка.

– Да ты, парень… - начал вскипать лавочник.

Тут рыжий сгрёб его за ворот и строго заорал:

– Да за такие тайны вы мне не то, что цену скинуть, вы мне по конец жизни обязаны быть благодарны! Я ещё мало спросил!

Белотур, глядя как парень торгуется, с трудом подавил улыбку. А лавочник… лавочник было возмущённо дёрнулся, но под твёрдым взглядом знахаря сник – и прогнулся. Мда, Стёпка Бездомный кого угодно достанет…

Тут рыжий приметил меня.

– О-о, явился, не запылился! А мы тут жениха собираем…

Увидев меня, Белотур заалел как мак. Даже уши покраснели. Да и так всё понятно, даже без Стёпкиных объяснений!

– Расплатись и пойдём.

Белотур расплатился и, похлопав лавочника по спине, украдкой сунул ему на один медяк больше – тот брезгливо сощурился – потом я переместил их.

День был солнечный, свет уже высушил траву. Так что собрались опять в роще обсуждать. Белотур мялся, бледнел… Смекнув, я отправил его и Степана в новодальский дом – якобы в удобстве свитки разбирать, за столом.

После обсуждений всех отправил к больным из их родных стран, за которыми они следили. Сам навестил Миладу. Малышка… оказалась совершенно здоровой! Как такое возможно?!

От девочки направился во дворец Черноречья. Там бурно обсуждалась и осуждалась ночная вылазка. Мстиславу было не до нас. Принц был цел и невредим – даже уши ему не надрали. Друг многозначительно подмигнул: наше вранье сработало. Да и… выглядел он бодро… что же это такое? Что его спасло?!

От принца направился к Станиславу. Тот как раз ел, из своей любимой посуды. Ворчал на Цветану. Кажется, за пренебрежительный взгляд на его сокровище. А может, просто так, вредность оттачивал. Выглядел он похуже, но не слишком. Я сел напротив, подпер подбородок рукой, задумчиво разглядывая его.

– А ещё знаешь, как она пахла?! Мм… такой

запах был! – воин поднёс опустевшую тарелку к носу, шумно вдохнул воздух, - Эх, уже не пахнет… давно уже…

– Пахнет? – недоумённо посмотрел на тарелку.

– Так сосна же. Из сосны сделано.

– Да, свежесрубленная сосна сильно пахнет. Сладко… Из сосны сделано?!

– Да ты что, оглох ли? Я же сказал уже: из сосны сделано, - Станислав ласково потёр старый посеревший от времени бок.

– Из сосны?!

– Цветана, он, кажись, того, - мужчина покрутил пальцем у виска, - Совсем.

– И… ты постоянно из неё ешь?!

– Дык говорил уже: моя любимая посуда. Ну и… чтоб других не заразить, ем из своей.

– Из сосны…

Точно, Степан говорил, что перед тем, как потерять сознание, он упал у свежего пня. А очнулся – и ему стало лучше. Свежий пень. Сок был, цвет или… запах…. Если это была сосна, то парень мог учуять запах… А Вячеславу отец принёс ветку с сосны, когда принц заикнулся, что любил то дерево…

– Кан, что случилось? – испугался принц, когда я появился возле его кресла.

– Долго возле тебя была сосновая ветка?

– Не знаю… не помню… только…

– Только?

– Я очнулся ночью и всё плыло… только иголки с ветки меня кололи… Чтобы хоть как-то не терять связи с миром, разжевал несколько хвоинок с той ветки. Вскоре меня потянуло в сон…

Жевал иголки? Хм… А ведь и та малышка…

Я вбежал в маленький дом, переполошив молодых супругов. Осмотрел Миладу. Да, здоровая, бодрая, вон как глазёнки горят… Я подхватил девчушку и закружился с нею по комнате, задевая коленями все углы. Громко смеялся, напевал. Душа ликовала.

– Дядя, ты чего меня схватил?

Окрик отца меня успокоил. Выпустив малышку, упал на лавку.

– Мы нашли, нашли!

– Клад? – пошутил мужчина.

– Лекарство! Осталось проверить, какая доза необходима!

Они не поняли мои выкрики, но по лицу догадались: случилось нечто хорошее.

Чтобы не терять драгоценные часы, тут же выскочил из дома, обегал всю деревню, нашёл молодую сосну, обломил веточку и кинулся испытывать на отце Милады.

Начал с крохотной дозы. Когда дошёл до пяти хвоинок, мужчина уронил голову на руки и заснул. Наши совместные усилия не смогли его разбудить. Супруга разволновалась.

Он проснулся через три дня, совершенно здоровый. Всё это время я неотлучно сидел рядом, следил за его состоянием. И вот… оно… Мы нашли лекарство! Мы нашли его! И, оказывается, не надо долгих и опасных опытов, чтобы создать нейтрализаторы! Оказывается, всё намного быстрее и проще. И… ты ещё увидишь Эндарс, что даже маленький отряд достоин уважения: потому что вашим магам и вашим алхимиком такого простого средства обнаружить не удалось! Мы победили! Мы!

Мне вдруг стало сложно сидеть. Я выскочил на улицу и радостно заорал. Малышка с удовольствием бегала, прыгала и пританцовывала около меня. Родители Милады и собравшиеся соседи насмешливо наблюдали за нами. Наверное, решили, будто я спятил, но мне было всё равно, что они там думают…