Песня ночи
Шрифт:
Нита принесла воды, и Каролина с наслаждением опустилась в воду — смыть с себя пыль гаванских улиц и аромат лугов. Расслабившись в теплой воде, она плескала воду себе на грудь, ту самую, что так пленила дона Рамона.
Сейчас она узнала, что значит жить с чувством вины. Келлз не знал, кто он такой, и, как истинный испанец, каковым себя считал, не доверял ей, полагая, что женщина пирата не достойна доверия. Кто может его за это винить?
Но и она, она сама едва не предала его, причем сознательно. Она желала
Глаза Каролины потемнели от гнева — она представила, что отблески в окне дома были от свечей, зажженных в спальне, где занимались любовью Келлз и донна Химена. Думать об этом было невыносимо горько, но почему-то эти мысли помогали Каролине унять укоры собственной нечистой совести!
Глава 27
Дом на площади де Армас
Гавана, Куба
Каролина проснулась смущенная и растерянная. Где-то хлопнула дверь. Она села, заслонив глаза от яркого, бьющего в окна света.
Внезапно Каролина поняла, где находится: в спальне дона Диего, где она задремала после того, как приняла ванну.
Совершенно нагая, она лежала на покрывале, а дон Диего стоял в дверях. И выглядел он утомленным и понурым, будто только что вернулся с битвы, возможно, с битвы с самим собой. И вернулся… побежденным.
— Келлз, — пробормотала она, не зная, что сказать.
— Теперь можешь называть меня так.
Он прикрыл за собой дверь.
— Можешь называть меня, как хочешь. Я пытался выбросить тебя из сердца, но, кажется, ты проникла в мою кровь, и единственный способ избавиться от тебя — это перестать дышать.
— Ты вспомнил? — не смея поверить своему счастью, спросила Каролина.
Он покачал головой:
— Ничего я не помню и готов поклясться перед лицом Господа, что не видел тебя раньше. И все же… в тебе есть нечто такое… Я испытываю к тебе такое чувство… — Он помотал головой.
— Это чувство зовется любовью, — с печалью в голосе проговорила Каролина. — Ты любил меня, хоть сейчас и не можешь вспомнить об этом.
— Я знаю только то, что был доволен жизнью, пока не встретил тебя. А теперь мне чего-то недостает. Я ловлю себя на том, что думаю о тебе днем и ночью, твой образ постоянно встает передо мной, чем бы я ни занимался…
«Ты не можешь забыть меня, и когда коротаешь ночь в объятиях других женщин!»
— Попытайся, — взмолился он, — называть меня Диего.
Каролина вздохнула.
— Мне будет очень трудно называть тебя Диего, потому что для меня ты был и остаешься Келлзом.
— Твой погибший любовник… Мне суждено стать тенью другого!
— Нет! — воскликнула Каролина. — Ты стал тенью самого себя! Ты жертва чужих предубеждений! Эти люди… те, что внушили
— Каролина, — тихо проговорил он, — довольно об этом. Я пришел предложить тебе нечто большее, чем могут предложить тебе твои гаванские кавалеры.
Каролина внутренне сжалась, угадав, что под другими Келлз подразумевает дона Рамона.
— Я пришел предложить тебе руку и сердце. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Каролина. Я возьму тебя с собой в Испанию. Там ты будешь счастлива.
Глаза ее наполнились слезами. Такое предложение, сделанное гордым испанским грандом язычнице, любовнице пирата, многого стоило.
— Келлз, — прошептала она и, протянув к нему руки, откинулась на подушки.
Его серые глаза ласкали ее обнаженное тело.
— Так ты согласна отправиться со мной в Испанию? — спросил он, торопливо раздеваясь.
— Может быть, не в Испанию… — пробормотала она.
— Тогда останемся здесь, — с готовностью согласился он. — Мне дадут должность. Я напишу в Испанию, кому-нибудь из сильных мира сего… — Внезапно он нахмурился, с недоумением глядя на свои руки. — Звучит странно, но я, кажется, утратил способность читать и писать.
— Но ты никогда не умел читать и писать по-испански, — сообщила Каролина. — Ты только говорил на этом языке. Хочешь доказательств? Возьми ручку и напиши что-нибудь на английском. Ты увидишь, как легко справишься с этим.
Но Келлз не стал упражняться в письме. Вместо этого он скинул с себя последнюю одежду и бросился на кровать.
— Каролина, — сказал он. — Кто бы я ни был, я люблю тебя больше всего на свете. И если ты примешь меня такого, как есть, я стану тебе надежной защитой и опорой.
Слезы брызнули из ее глаз.
— Это все, о чем я могла мечтать, — сказала она и крепко обняла его.
Келлз запечатлел на ее трепещущих губах поцелуй, скрепивший его обещание стать ей защитой и опорой.
Хотя она лежала в его объятиях много-много раз, эта близость здесь, в Гаване, в ярких лучах утреннего солнца, подарила ей ощущение новизны и свежести, волшебное чувство нарождающейся любви. Келлз вдруг поднял голову и посмотрел на нее, и Каролина поняла, что и он испытал нечто похожее.
Она не ошиблась — так оно и было. В тот миг, когда он сомкнул руки у нее за спиной, в тот миг, когда наклонился, чтобы поцеловать ее, он почувствовал, что знал ее всю жизнь. Может, она была его подругой в иной жизни? Или, что казалось более невероятным, рассказанная ею сказка вовсе не сказка, а быль? Хотя он не верил ни в переселение душ, ни в историю, рассказанную Каролиной, сейчас это не имело значения. Сейчас довольно было того, что она лежит рядом с ним на этой огромной кровати и что он уносит ее к вершинам страсти, к самым острым пикам наслаждения.