Песня Печали
Шрифт:
А потом Веспус поднял руки, и лоза с бокалом потянулась к Расмусу.
— Нет, — она повернулась к Веспусу. — Прошу, пощади его. Умоляю.
— Поздно, — он звучал почти грустно, его изумрудные глаза сияли, как светлячки. — У тебя был шанс. Ты дважды пошла против меня. Третьего раза не будет.
— Он — твой сын, — прошептала Печаль, ее тошнило.
Веспус посмотрел на Расмуса, боль мелькнула на его лице.
Но он встряхнулся, погладил листья одного из растений рядом с ним.
— У меня есть растения, есть
Печаль билась в своих путах, но без толку. Лозы сдавливали ее запястья, лодыжки и талию. Она могла лишь смотреть, как лоза со Звездной водой тянулась к Расмусу, глаза которого одичали от ужаса, пока он боролся с путами, поворачивая голову, чтобы лоза не дала ему напиток.
Побеги потянулись из стеблей, которые удерживали его, к его лицу, и он извивался, пытаясь вырваться. Но воля его отца держала его в плену, и мелкие ростки проникли под его кляп в его рот.
— Хватит! — закричала она. — Прошу!
Веспус скучающе взглянул на нее.
— Ненавижу это слово, — только и сказал он.
Звук, который издавал Расмус, пока лозы обвивали его, был бездумным, вырывался из него, и в его криках не было ни следа человека.
Крики Печали умерли на ее губах, когда огромная лоза, закрывающая рот Расмуса, отодвинулась, показывая, что с ним сделали.
Мелкие побеги давили на его рот, оттянули губы, отклонили его голову как можно дальше, раскрыв широко его рот и горло. Печаль смотрела, как лоза со Звездной водой движется к Расмусу, выливает напиток в его рот, и лозы зажимают его рот и нос, не давая выплюнуть. Он давился, но лозы держали его, и ему пришлось проглотить.
Звездная вода усиливала способности риллян. Веспус так мог управлять растениями сильнее, чем должен был, а риллянская принцесса, Эйрлис, так могла призывать лед пальцами.
От этого Расмус, чье прикосновение она уже хотела как успокоительное, сможет стирать все ее мысли и чувства, кроме желания. Желания его кожи и прикосновения. Это было запрещено для нее.
Как только она коснется его, они будут обречены.
— Ты — монстр, — сказала Печаль, дрожа от страха.
Веспус убрал письмо в карман, встал и прошел мимо нее к двери.
— Я не собирался так делать, — он повернул ручку двери. — А теперь, Печаль Вентаксис, я перемещу свои деревья. Я не хочу, чтобы они пострадали, когда люди придут разбивать Зимний замок, гневаясь на тебя. Но не переживай. Я скоро вернусь. Не один. А пока наслаждайтесь друг другом.
Он повернулся к Таасас, и та тут же широко улыбнулась и протянула руку. Веспус взял ее за руку и увел.
Печаль смотрела на Расмуса, который кашлял, пока ростки покидали его рот, оставляя зеленые следы. Его глаза были почти такими же темными, как у его отца, бездонными,
— Прости меня, — сказал он, слезы лились по его лицу.
Печаль кивнула, ее глаза наполнились влагой.
И лозы потащили ее вперед, к коже Расмуса.
Ростки на ее запястьях заставили ее ладони подняться к его груди, и она сжала кулаки, надеясь уменьшить влияние его прикосновения, его руки согнулись против его воли, чтобы обнять ее.
И все закончилось. Не было больше боли и борьбы. Она парила, свободная, как птица, не скованная кожей, разумом и своей ролью. Она была лишь чувствами, купалась в свете звезд или бархате в голове, и это было роскошно и чувственно. Она была свободна.
Все, что терзало ее секунды назад, пропало, и остался экстаз, что был сильнее всего, что она ощущала раньше. Не было страха и боли. Была лишь радость и желание получить больше.
Она знала его тело, знала его кожу под своими пальцами, его запах, и это тоже радовало ее, пока она вспоминала это.
Она прижалась лицом к его груди, слушала дикое биение его сердца, прижалась губами к его пульсу там.
— Не надо, — выдавил он, и Печаль подняла голову.
Он был таким печальным. Почему он так выглядел?
Она растерянно отодвинулась от него и нахмурилась.
— Что такое? — спросила она.
— Ты опьянена. Из-за меня. Тебе нужно остановиться, — сказал он, глядя на нее темными глазами. — Думай о Лувиане. Ты хочешь Лувиана.
Но Печаль не хотела думать о Лувиане или останавливаться. Когда она касалась Расмуса, ничего не болело. Она нежилась в этом чувстве, позволяя себе парить в нем, откинув голову, глаза закрылись.
Если его было так приятно касаться, то как будет ощущаться поцелуй?
Она потянулась к нему, приоткрыв рот.
— Хватит, — рявкнул он, и лоза закрыла его рот.
Он мрачно смотрел на Печаль поверх лозы, и что-то поменялось в ее разуме. Он никогда раньше не останавливал ее.
Печаль в смятении убрала руки, боролась с лозой, которая заставляла ее руки вернуться на месте, пока она не потеряла терпение, склонилась и укусила стебель. Сок покрыл ее губы, и Лоза отпрянула.
Другая тут же заменила ее, но горький вкус сока во рту и отсутствие прикосновения к Расмусу на миг вернули Печали ясность разума.
И она подняла кулак ко рту и укусила себя, сосредоточилась на боли. Его способность — то, что жило в его коже, зовущей ее — тут же стала манить ее, чтобы стереть боль, но Печаль кусала все сильнее, не хотела утешений. Слезы потекли из ее глаз, кровь полилась между пальцев.
«Думай о Лувиане».
Лувиан, наглый, раздражающий, неукротимый. Лувиан, который шел за ней всюду, но только если думал, что это ей не навредит. Лувиан, вызывающий ее смех. Он делал ее храброй, потому что его веры в нее хватало на их обоих.