Песня Победы. Стихотворения

Ахматова Анна Андреевна

Но дело вовсе не в этом, а в том, что Юрий Кузнецов вполне точно показал происхождение своего гения (употреблю это слово не в современном, а в античном значении).

Кого Аполлон обстреливал златыми стрелами? Обычных людей (например, детей Ниобы). Титанов. Наконец, Гигантов. Обычные люди и Титаны – не подходят (по разным причинам), но зато самое то – Гиганты. Исчадья крови Урана, впечатляющие полумужики-полузмеи (кстати, змея – всенепременный признак поэзии Кузнецова, фактический тотем Кузнецова). Истребленные «новыми богами» – но не до последнего корня. Возможно, впоследствии выжившие потомки Гигантов были крещены. У лирического героя Кузнецова – постоянная кровная память Гиганта: «Мать-Вселенную поверну вверх дном», «будешь ты мелководьем брести, по колено сгнивая в пути» (не стану ворошить родовую коллизию сего героя – а она очень показательна и в малейших деталях соответствует античному сюжету с Гигантами).

Почему бы потомку Гигантов не сохранить в качестве трофея, семейной реликвии – золотую стрелу Аполлона?

Отчего бы ему не отправить ее в лоб поэту, талантливому кубанскому парню – в знак дружеского приветствия и как свидетельство избранности, отмеченности?

(Эстафета стрелы: от Аполлона – к Гиганту, затем к его потомку, наконец –

к поэту).

Как, при каких обстоятельствах мы бы еще узрели, узнали, опознали самую настоящую, подлинную, аутентичную стрелу Аполлона?

Кирилл Анкудинов

Стихотворения

Деревянный журавль

Тихий край. Невысокое солнце.За околицей небо и даль.Столько лет простоял у колодцаВ деревянном раздумье журавль.А живые – над ним пролеталиИ прощально кричали вдали.Он смотрел в журавлиные далиИ ведро волочил до земли.Но когда почерневшую водуТронул лист на немытой заре,Он рванулся и скрылся из видуИ… зацвел на далекой земле.Ослепленный алмазною пылью,Он ветвями на север растет.Ему рубят широкие крыльяИ швыряют в дорожный костер.А когда журавлиная стаяНа родимую землю летит,Он холодные листья роняетИ колодезным скрипом скрипит.1967

Отсутствие

Ты придешь, не застанешь меняИ заплачешь, заплачешь.В подстаканнике чай,Как звезда, догорая, чадит.Стул в моем пиджакеТебя сзади обнимет за плечи.А когда ты устанешь,Он рядом всю ночь просидит.Этот чай догорит.На заре ты уйдешь потихоньку.Станешь ждать, что приду,Соловьем засвищу у ворот.Позвонишь.Стул в моем пиджакеПодойдет к телефону,Скажет: – Вышел. Весь вышел.Не знаю, когда и придет.1967

* * *

Все сошлось в этой жизни и стихло.Я по комнате кончил ходить.Упираясь в морозные стекла,Стал крикливую кровь холодить.Я вчера в этом доме смеялся,Кликнул друга, подругу привез.И на радостях плакать пытался,Но судьбы не хватило для слез.Так стоял в этом смолкнувшем доме.И на божий протаяли светОтпечатки воздетых ладонейИ от губ западающий след.Я рванусь на восток и на запад,Буду взглядом подругу искать.Но останутся пальцы царапать,И останутся губы кричать.1967

* * *

Звякнет лодка оборванной цепью,Вспыхнет яблоко в тихом саду,Вздрогнет сон мой, как старая цапляВ нелюдимо застывшем пруду.Сколько можно молчать! Может, хватит?Я хотел бы туда повернуть,Где стоит твое белое платье,Как вода по высокую грудь.Я хвачусь среди замершей ночиСтарой дружбы, сознанья и сил,И любви, раздувающей ноздри,У которой бессмертья просил.С ненавидящей, тяжкой любовьюЯ гляжу, обернувшись назад.Защищаешься слабой ладонью:– Не целуй. Мои губы болят.Что ж, прощай! Мы в толпе затерялись.Снилось мне, только сны не сбылись.Телефоны мои надорвались,Почтальоны вчистую спились.Я вчера пил весь день за здоровье,За румяные щеки любви.На кого опустились в дорогеПерелетные руки твои?Что за жизнь – не пойму и не знаю.И гадаю, что будет потом.Где ты, господи!.. Я погибаюНад ее пожелтевшим письмом.1967

* * *

Ниоткуда, как шорох мышиный,Я заскребся в родимом краю.Я счастливый, как пыль за машиной,И

небритый, как русский в раю.– Где ты был? – она тихо подсядет,Осторожную руку склоня.Но рука, перед тем как погладить,Задрожит, не узнает меня.1967

Кольцо

Вспомни старый трамвай! Среди лязга и пылиОн летел по кольцу – колесо в колесо.Ты сходил, он сходил, вы куда-то сходили,Вы трамвайной судьбы размыкали кольцо.Вы клубились по жизни, теряя друг друга,Рты и души кривила вам ярость борьбы.Но остался один, не сорвавшийся с круга,Не постигший разогнутых линий судьбы.Каждый день, каждый час вы сменяли друг друга.Вот твоя остановка. Приехал, вставай!Показалось, что не было жизни вне круга,Человеку, водившему этот трамвай.Показалось, что в мире всегда он пребудет,Этот замкнутый круг, этот бег без конца.Но трамвай изломался, стал пылью. А людиИ не знали о том человеке кольца.Между тем говорили, что каждое утроГде-то в городе кружится некий старик.Остановится, пальцем поманит – как будтоЧто-то хочет сказать, изо рта только скрип.И нелепым волчком он упал среди улиц,Притворился ли мертвым иль кончил свой век?Но его башмаки на ногах шевельнулись,Поднялись и продолжили прерванный бег.Башмаки! В эту чушь ни один не поверил.Самый храбрый слегка изменился в лице.Башмаки? Подтащил башмаки и примерилИ пошел против воли метаться в кольце.Ты кричала, любовь! Он тебя не услышал.Неизменному другу не подал руки.Растворился, исчез, но из круга не вышел.И продолжили дьявольский бег башмаки.1968

Очки Заксенгаузена

В бывшем лагере смерти лежит и понынеОблетевшая груда безлицых очков.Это память слепых, некрасивых, невинных,Сбитых в кучу людей, это зренье веков!Где они, как миры в пустоте, с номерами,Пред сожжением снявшие молча пенсне?Говорят, что вернулся один за очками —Через годы! Вам так повезет лишь во сне. Он нашел свою вещь в той слезящейся груде,Непохожий на всех – человек или миф.Вы встречали его, симпатичные люди?Он глядит не мигая, как будто сквозь мир.Он на солнце глядит из провала ночного.– Ты ослепнешь, старик! — Но ему все равно.Это солнце на небе – простое пятноДля души, столько горя вобравшей земного.Дай вам бог, чтобы так никогда не пришлосьСумасшедшим бродить среди солнечных улиц.Буква? Женщина? Истина?..Смотрит не щурясь.То, что вас ослепляет, он видит насквозь.1968

Атомная сказка

Эту сказку счастливую слышалЯ уже на теперешний лад,Как Иванушка во поле вышелИ стрелу запустил наугад.Он пошел в направленье полетаПо сребристому следу судьбы.И попал он к лягушке в болото,За три моря от отчей избы.– Пригодится на правое дело! —Положил он лягушку в платок.Вскрыл ей белое царское телоИ пустил электрический ток.В долгих муках она умирала,В каждой жилке стучали века.И улыбка познанья игралаНа счастливом лице дурака.1968

Грибы

Когда встает природа на дыбы,Чт€о цифры и железо человека!Ломают грозно сонные грибыАсфальт непроницаемого века.А ты спешишь, навеки невозможныйДля мирной осмотрительной судьбы.Остановись – и сквозь твои подошвыНачнут буграми рвать тебя грибы.Но ты не остановишься уже!Лишь иногда в какую-то минутуТы поразишься – тяжести в душе,Как та сопротивляется чему-то.1968