Песня сирены
Шрифт:
— Я должна просить вас уйти. У меня много дел…
— Да, готовить саван своему возлюбленному. Приготовьте заодно для себя… и для меня.
Меня охватил ужас, ибо я поняла, что она говорит правду, а она продолжала:
— Я составила план, как уничтожить вас. Теперь никто больше не пострадает от вашей руки. Трое человек погибли… и все из-за вас, хотя в смерти Бо я вас не виню. Вы сами смерти подобны, вы — сирена. Даже не желая того, одним своим присутствием вы несете гибель, и вы должны уйти. Я подстроила ту встречу, изменив внешность из опасения, что вы можете вспомнить меня. Но мы встречались лишь однажды, а я была одной из лучших
Я неуверенно поднялась: это был бред сошедшей с ума женщины.
Я должна избавиться от нее, вернуться к Хессенфилду, вызвать докторов и рассказать им, что случилось.
Я вышла из комнаты. Она шла вслед за мной. Я поднялась в спальню.
Хессенфилд с побелевшим лицом неподвижно лежал на кровати… Он был мертв…
До этого момента я не верила ей. Я убеждала себя, что она лжет про яд: такое могло произойти тридцать лет назад, но никак не сейчас. Но мне довелось слышать подобные истории о ядах замедленного действия и об искусстве итальянцев в производстве смертельных веществ такого рода. В Париже еще оставались люди, творящие свои темные дела в потайных каморках и богатеющие на этом.
Я была в смятении: слишком многое свалилось на меня. Значит, все это время Бо покоился под землей неподалеку от Эндерби. И Ли, на которого я смотрела как на своего отца, похоронил его там, и в дело это была вовлечена моя мать. А Мэтью был сыном Бо.
Я не могла поверить этому, но то, что произошло, доказывало, что все настоящая правда.
Бо… все эти годы был мертв. Мэтью и я вместе! Неудивительно, что меня тянуло к нему. В конце концов, это был не просто порыв необузданной страсти.
Однако был еще один ужасный факт, который набрасывал пелену тьмы на все происходящее, и сейчас я думала о прошлом, потому что не могла спокойно взирать на настоящее.
Хессенфилд мертв. Я не могла смириться с этим. Он, который всегда был полон жизненных сил… теперь мертв… и все из-за какой-то пары перчаток. Он вскоре поднимется с постели, и рассмеется вместе со мной. Это была шутка. Шутка… подстроенная, чтобы доказать мне, как я люблю его.
О, как я любила его!
— О, Хессенфилд! — прошептала я. — Я бесконечно люблю тебя!
Я закрыла лицо руками. Какие они холодные… Лицо мое горело, но, несмотря, на это меня била дрожь.
И вдруг мною овладел приступ безумной радости.
— Я иду к тебе, Хессенфилд! Мы всегда говорили, что только смерть может разлучить нас… но даже у нее это не вышло.
Я опустилась рядом с постелью, пристально рассматривая его.
— Я ухожу вместе с тобой, Хессенфилд. Я не задержусь…
Смерть! Она была близка. Я
«Давний обман, — подумала я. — Но почему… почему?»
И тут у меня внутри все замерло. Ничего не видящим взором я уставилась перед собой. Я радовалась, тому, что ничто не разлучит нас с Хессенфилдом, а теперь я вспомнила — Кларисса, моя дочь… наша дочь… Когда мы умрем, что станет с ней?
Я судорожно сжала руки, чтобы они не дрожали.
— Мое дитя… моя девочка! Что же будет с тобой? Ты останешься здесь одна, кто позаботится о тебе?
Я должна что-то делать, должна немедленно что-то предпринять. Я поднялась. Комната закачалась вокруг меня.
— Поспеши! — громко сказала я себе. — Кто знает, сколько еще времени отпущено тебе?
И тогда я начала молиться. Не помню, чтобы я молилась раньше. По-моему, такие люди, как я, молятся лишь тогда, когда им что-нибудь требуется.
Вот и я подумала о молитве только тогда, когда мне что-то надо получить.
Вдруг меня как будто озарило, это было словно откровение свыше, и я поняла, как должна поступить. Я подошла к бюро и достала лист бумаги. — В этот ужасный час я вспомнила о своей сестре. Я вспомнила, как она и Кларисса подружились, когда я вместе с ней приехала в Эверсли. Между ними установился какой-то особый союз.
«Дамарис! — сказала я себе. — Это должна быть Дамарис!»
«Дорогая Дамарис!
Я умираю. К тому времени, как ты получишь это письмо, я уже умру. Лорд Хессенфилд, отец Клариссы, также мертв. Я беспокоюсь за Клариссу: она остается здесь, в незнакомой стране, и я не знаю, кто позаботится о ней, когда я покину этот мир.
Я была плохой, испорченной, но моя дочь в этом не виновна. Дамарис, я хочу, чтобы, ты забрала ее. Ты должна немедленно приехать сюда, увезти ее и воспитать, как воспитала бы свою дочь. Нет никого в этом мире, кому я могу доверить ее, кроме тебя. Здесь меня знают как леди Хессенфилд, а Клариссу считают нашей дочерью, каковой, впрочем, она и является. Я не могу рассказать тебе, как все получилось, это неважно. Лишь Кларисса имеет значение.
Здесь есть одна хорошая девушка, ее зовут Жанна.
Пока ты не приедешь, я оставляю Клариссу ей на попечение. Она очень добрая, раньше она присматривала за Клариссой и очень любит ее. Когда-то она продавала цветы и жила в ужасной нищете, но ей я верю больше, чем кому-либо здесь.
Дамарис, я вела себя ужасно. Всюду я оставляла за собой несчастья и беды. Я разрушила и твою жизнь, но на самом деле Мэтью был неподходящей парой для тебя, иначе бы он так не поступил. Тебе нужен другой муж.
Прошу тебя, сделай это ради меня… Нет, ради Клариссы. Пошли за ней кого-нибудь сразу, как только получишь это письмо.
Твоя сестра Карлотта».
Я запечатала письмо и послала за курьером, который возил срочные послания Хессенфилда в Англию.
— Возьмите это, — сказала я, — и доставьте как можно быстрее.
И снова я взмолилась Богу, но теперь о том, чтобы письмо дошло к Дамарис, потому что в действительности движение между двумя странами было очень затруднено, и подобные задания должны были выполняться с особой осторожностью. Часто курьеры не достигали пункта своего назначения, а после той операции с оружием, которая стоила Мэтью жизни, еще больше стали следить за теми, кто въезжает в страну. Но я молилась, чтобы Дамарис получила это послание и чтобы она приехала и забрала Клариссу.