Песочные часы
Шрифт:
Ему нравилось течение его мысли, и он шел наобум, но не туда, где в неведомой глубине какой-то нелепый, но в чем-то очень уверенный Або Риген занимался своим планетарным делом. Все как будто убеждены, что ожидаемая встряска произойдет, и не ему, дважды майору, мешать этому возможному среднестатистическому событию. А помочь? С его полномочиями можно только задержать на какое-то время отчаянную и отважную попытку поставить время на свое место. Да, ведь когда тряхнет, все вокруг, как обещано, начнут яснее мыслить, значит и он, дважды майор, тоже. Интересно, будучи дважды майором станет он мыслить яснее в два или в четыре раза?
Незаметно
Что делать? Откуда бы ни взялась, пыль (скорее всего, от застоя времени), ее надо стереть со стола, ибо при встряске она покроет пол, и тогда можно поскользнуться и упасть, падение же всегда нежелательно, особенно после встряски, когда надо будет особенно внимательно присмотреться, где теперь верх, а где низ. Он собрал пыль, свернув аккуратно газеты, которыми был накрыт стол, при этом отметил их ветхость: на некоторых значился аж 2001-й год неизвестно какой эры. Теперь надо куда-то вытряхнуть все это, он двинулся по переходам лабиринта в сторону задраенного люка. Но люк был открыт, что, несомненно, удивило бы сыщика, но его эмоции уже были на исходе, поэтому он возликовал, что не надо откручивать люк, тогда бы просыпалась с таким трудом собранная пыль.
Он выбрался на поверхность, эту крышу удобного мира, увидел горизонт, известный символ ограниченности времени и пространства. Когда-то там всходило и заходило солнце, но ученые доказали его вредность: его излучения подрывали силы незащищенного организма, солнечный ветер вызывал насморк, а сам очевидный факт ежедневного заката прозрачно намекал на приход тьмы, которая когда-нибудь уже не уйдет, а останется навсегда. И если, как говорится, солнце само не может отстать от несчастного человека, то счастливый человек вполне может укрыться от него при помощи изобретений своего пытливого разума.
Дважды майор встряхнул куль с пылью, и она подползла по безветрию в сторону вероятного наклона вектора земного тяготения. С тяготением было дано указание временно не бороться.
Пыль уползала, вилась и вдруг приняла уже в отдалении очертания женской фигуры: он видывал подобное на экране, но не задерживался на видении, здесь же не было клавишей переключения, и женская фигура продолжала шевелиться, подобно дыму из бутылки, выброшенной на берег моря волной какой-то восточной сказки. Он не выдержал и двинулся за фигурой. Та, заметив его, вздрогнула и ускорила свое вращение, ибо вращением казалась еще и ее походка. Повращалась, вспылила и исчезла. Там, где она только что вращалась, лежала книга. Книга! Уж нет ли здесь связи между этой книгой и тайными книгами Або Ригена? Более того (он ужаснулся этой своей мысли), нет ли связи между этой женщиной и этим Або Ригеном? Он поднял книгу. Все ее страницы были чистыми. Уж не хотел ли кто-то написать книгу? Дважды майор подумал, доносить ли об этом явному тайному советнику, но кто знает, какое задание за этим последует? А быть может, женщина —
Вдруг земля качнулась и ушла из-под ног, он закувыркался по покатой поверхности, докатился до открытого люка, рухнул, люк за ним захлопнулся сам по себе, его било головой о стены или потолки, он уже не различал пространства, он защищал голову от ударов благоприобретенной книгой, но тщетно; теряя сознание, он еще успел подумать: убил словом, убил словом…
Очнулся дважды майор уже в кабинете явного тайного советника, которого самого не было видно, а на столе стояла табличка! Президент свободного общества «Русская пыль». Наверное, такая же надпись была и на дверях, и фамилия была перевернута: президент Фуододд…
— Руки вверх! — раздалось откуда-то сверху, дважды майор поднял руки, а с ними поднялась и голова, он увидел президента, свисающего с потолка подобно летучей мыши.
— Ну что, тряхнуло? — довольно спросил президент, не отрываясь от потолка.
— Так точно, тряхнуло, — доложил сыщик и задумался о том, что теперь вроде бы должен мыслить яснее. Подняв руки вверх, он с удовлетворением заметил, что книги в руках не было, и это хорошо.
— Наша задача теперь пустить в оборот всю нашу русскую пыль, — вещал с потолка президент. — Этот самый Або Риген действительно прочистил песочные часы, при этом обнаружилось, что пыль — это наше главное богатство. Представьте себе много песка и много времени, а пыль — она мельче песка, в ней и времени больше. Соображаете? Это, впрочем, уже мое открытие. Вы куда дели свою пыль? Я вот с потолка не слезаю, чтобы ее попусту не топтать. Так что вы там не особенно переминайтесь с ноги на ногу. Сейчас вам будет очередное задание.
— Ничего не имею против, — согласился офицер, старясь не переминаться с ноги на ногу. — Я одного только не могу понять, зачем надо было всю планету переворачивать, когда для ясности мысли достаточно было перевернуть все песочные часы во всех помещениях на всех внешних столбах, а также, если у кого есть внутренние часы, каждого в отдельности и потрясти.
Дважды майор подумал, что эта мысль и есть свидетельство его новых умственных возможностей, но президент несколько охладил дважды майора:
— Вы что, не знаете, сколько везде всяких часов, это же вечности не хватит их переворачивать! А вот по поводу каждого в отдельности — вот это уже по нашей и по вашей части. Трясти придется всех и многократно. Будем из всех пыль выбивать, накапливать и умножать, на это жить будем и процветать. В утоптанную пыль посадим деревья, кактусы, кукурузу. Остальное — на экспорт: Або Риген выяснил, перевернув планету, что на ней есть еще другие материки, страны и обитаемые острова безопасности… И последнее: вам надлежит встретить Або Ригена и вернуть его на место!
— Но как я его узнаю? На какое его место?
— Как узнаете? — президент с потолка рассыпался смехом. — Еще как узнаете! Это и есть тот пожарный, который с вами разговаривал. Он нам еще понадобится. Я полагаю, что после такой архимедовой встряски его собственные силы иссякли, и он сам не доползет до своего саркофага. Ваша задача подобрать его… Кстати, лом у него предварительно отнимите… доставить его в саркофаг и на всякий случай накрыть крышкой. Чтобы у народа не было излишнего любопытства к своему спасителю и благодетелю.