Песочные часы
Шрифт:
Она провела меня на кухню. Там на полу возле плиты стояла клеточка мышеловка, а в ней сидела мышь, и рядом с ней лежали три голых розовых мышонка. Я просто завизжала от восторга. Ну и чудо!
— Она что, их прямо в мышеловке родила?
— Ну да!
— Прямо вы видели как?!
— Нет, когда она попалась, мышат не было. А потом смотрим — мышата.
— А что вы с ними будете делать?
— Мы хотим их приручить. Мама не возражает. Главное, бабушку уговорить.
Я попросила отдать мне одного мышонка на воспитание. Катя согласилась.
Пришла Наташка, и мы втроем начали решать, чем
В этот момент хлопнула дверь нашей квартиры. Настроение сразу упало. Я пошла домой. Не хватало еще, чтобы мама пришла за мной и Наташка узнала бы о моей переэкзаменовке.
Мама открыла дверь и, не взглянув на меня, прошла на кухню. Копит силы. Мама молча чистила картошку (у Ксении был выходной, она пошла в кино). Потом залила ее водой, поставила кастрюлю на плиту и всыпала в воду пол-ложки сахара.
— Это сахар! — робко подсказала я.
— Что? — спросила мама. — Где сахар? Нет, какой кошмар! Я просто не могу прийти в себя!
— Я пересдам! — завопила я. — Честное слово! В лагерь возьму учебники и буду зубрить!
— При чем тут это! — сказала мама. — Борис Евгеньевич разводится с Машей! Только что в театре об этом стало известно! Он прислал ей письмо, что от нее уходит. Она в ужасном состоянии.
Я не сразу даже сообразила, о ком она. Потом дошло: о Наташиных родителях.
— Поссорились? — спросила я.
— Нет! Влюбился! В молодую женщину! И ушел к ней! Бросил семью!
Как видно, маму эта новость здорово поразила: никогда о таких вещах она со мной не говорила, а тут — не могла молчать.
— Как это — влюбился? — удивилась я. — Он же старый.
— Пятьдесят два года, не такой уж старый! Главное, такая благополучная семья! Двое детей!
— А эта? Неужели тоже влюбилась? В лысого?
— Откуда я знаю! Скорее всего, позарилась на имя… Бедная Маша!
«…A скандала-то не будет!» — подумала я.
— А дети! — переживала мама. — Ну, Катя — она уже студентка, почти взрослая, но Наташа! Двенадцать лет! Самый трудный возраст! Она так обожает отца!
Мама еще долго вздыхала и ахала, обсуждая сама с собой это событие, а когда вернулась к моей переэкзаменовке, оказалось, что основную часть своих переживаний она выплеснула, и мы спокойно обо всем договорились: я еду в лагерь, беру учебники и там занимаюсь, а за неделю до переэкзаменовки возвращаюсь, а тем временем мама договорится с моей учительницей, и она меня подготовит. И уж если я тогда!.. Но я заверила маму, что уж тогда-то!..
На следующий день я вышла во двор и увидела Валю, которая сама с собой играла в теннис, отбивая мяч к стене дома. Она сразу перестала играть и спросила:
— Ты уже знаешь про Наташкиного отца?
— Знаю, — ответила я.
— Правда, это подло с его стороны?
— А что? А что? — спросила Аня, которая как раз вышла из своего подъезда.
— У Наташки отец с матерью разводятся! — хором объяснили мы с Валей.
— Да-а? — удивилась
— Нет, влюбился! — охотно объяснила я. — В молодую женщину. Позарился.
Мы сели на скамейку и принялись обсуждать. Аня сказала, что ее родители вообще никогда не ссорятся, ее папа, если и кричит, то только на Мишку, и то редко. Валя сказала, что влюбляться, когда есть семья, противоестественно. Я согласилась, потому что мне очень понравилось это взрослое слово.
В самый разгар обсуждения из подъезда вышла Наташа с авоськой в руке. Мы тут же замолчали. Она, конечно, сразу догадалась, что мы про нее говорили, сделала движение назад, в подъезд, но пересилила себя и независимо пошла к воротам. Но когда она проходила мимо нашей скамейки, я увидела, что независимость эта напускная, а на самом деле Наташка вся напряжена, словно так и ждет, что мы засмеемся или скажем что-нибудь обидное. Но мы ничего такого говорить не собирались. Наоборот, справедливая Валя встала со скамейки, подошла к Наташе, положила ей руку на плечо как товарищ товарищу в трудную минуту жизни и сказала:
— Наташа! Ты не думай. Ты для нас какой была, такой и осталась. И мы тебя в обиду не дадим! А вот твой отец поступил подло, мы все его осуждаем.
Наташа скинула Валину руку со своего плеча и высокомерно ответила:
— Подумаешь — осуждаете! Мой отец честнее ваших! Он, по крайней мере, в открытую! А ваши — тайком изменяют!
— Например, мой отец моей маме никогда не изменяет! — с достоинством сказала Валя.
— Твой?! — Наташа мстительно захохотала. — Твой особенно! Особенно! Тайком! Мой хоть честно, в открытую!
Она подняла подбородок и, помахивая сумкой, скрылась в подворотне.
Такого мы от нее не ожидали.
— Мы ее жалеем, а она нас же оскорбляет! — с обидой сказала Валя.
— Рассуждает как опытная, — заметила Аня.
— Я с ней больше не дружу! — заявила Валя.
А мне было жалко Наташку. Еще недавно она прямо надувалась как пузырь от гордости, что она дочь такого папы, и вот — пузырь лопнул. Я подумала — не догнать ли мне ее? Но, во-первых, чем я могу ей помочь? А во-вторых, она такая сейчас злая, что и меня отошьет.
И я не пошла ее догонять, а осталась сидеть и обсуждать ее.
Несколько дней я Наташу не видела. Обычно мы по нескольку раз на день забегали друг к другу, а тут она ко мне не заходила, а первой идти мне тоже не хотелось.
Но потом мама сказала:
— Как тебе не стыдно! Вы же подруги! Пойди, побудь с ней.
Открыла мне Катя и сказала, что Наташа пошла в аптеку и что у мамы был сердечный приступ и ночью вызывали скорую помощь. Я на цыпочках прошла в детскую.
Я очень любила эту комнату за ее веселый беспорядок. На полу под самым подоконником всегда было набрызгано, потому что Наташка так поливала свои фуксии, что вода переполняла блюдца и переливалась через край. Фуксии были пышные, густые, усыпанные яркими цветами и бутонами, словно балеринки с тонкими ножками, в красных, розовых, лиловых пачках. Катины стол и полка были аккуратными, а Наташины — завалены книгами, учебниками, цветными карандашами, обрезками бумаги, картинками, зверями. У Наташки очень много резиновых, деревянных, фарфоровых зверей, и мы еще недавно любили в них играть.