Песочный трон
Шрифт:
Пролог
Ревела, стонала и захлебывалась ликованием толпа, требуя крови. Крики её смешивались с грохотом грома и боем барабанов, отсчитывавших последние минуты жизни, отведённые пленникам.
Резкие порывы ветра бросались песком и вонью столицы, полуопустевшей после переворота. Разгоняясь, они бились о стены жавшихся друг к другу домов, о статую Великого, воздевшую руки к небу, о деревянное возвышение — плаху.
Предгрозовая духота сжимала грудь, едва сдерживая рвущееся из неё сердце. Раскалённый воздух обжигал горло и скрипел на зубах
И всё же, когда вывели пленников, толпа взревела так, что меня замутило, а во рту металлический привкус смешался с желчной горечью. Сердце, что до этого момента гулко отбивало ритм, остановилось. В ушах затянула на одной высокой ноте скрипка.
Я до последнего надеялась, что не увижу его в числе приговорённых. Теперь… Струна лопнула с противным звуком. Из носа потекло что-то горячее, мешая дышать.
Роневан. Рон. Мой муж. Моя жизнь. Моё дыхание. Я не верила собственным глазам, глядя на то, во что превратился тот, ради кого билось моё сердце.
Некогда прекрасный, как молодой бог, мужчина стал похож на старца. Грязный, заросший, исхудавший до неузнаваемости. С синяком в пол-лица и ссадиной на подбородке. Сердце разрывалось от боли, и всё же я не могла отвести взгляд. Не могла не смотреть. Остались только глаза. Тёмно-синие. Почти чёрные. Только не было в них больше лукавых искорок. Обречённость и покорность своей судьбе. Вот что было в самых дорогих в мире глазах.
Сжатые в одну линию губы и вздёрнутый подбородок. Да, он встретит смерть с высоко поднятой головой. Не позволит толпе смаковать его слабость. Не позволит радоваться его боли. Он уйдёт так, чтобы его запомнили не слабаком, молившим пощады, а герцогом Роневаном де Байе. Представителем великого древнего рода сильных духом мужчин-воинов.
Я судорожно вздохнула, когда выкатили колоду. Всю в запёкшейся, засохшей крови. Когда вышел палач, в глазах моих потемнело и ноги подкосились. Но упасть мне не дали. Чья-то рука осторожно поддержала, дав секунды, чтобы собраться с силами.
Как выразился сен Фольи, у нас были «лучшие места» для зрителей. На возвышении, где столпились придворные и знать. Где леди подносили к носу соли, чтобы не потерять сознание от духоты. А господа обговаривали нечто весьма маловажное. Где король пил вино, а королева жевала мелко нарезанное яблоко. А возле меня стоял тот, кто должен был стать моим мужем сразу после казни.
Рон обвёл взглядом толпу. Его взгляд скользнул по возвышению и остановился на мне. Чуть кривая грустная улыбка коснулась его губ. Тех самых губ, которые некогда доводили меня до безумия. Тех самых, что шептали нежные глупости на ухо…
Кровь хлынула из носа и потекла по подбородку, срываясь с него тяжёлыми каплями.
— Вытрись! — прошипел мне в ухо будущий муж, но я не отреагировала на его слова. Каменным истуканом стояла, вцепившись в деревянные перила до судороги в пальцах.
Чей-то платок коснулся лица, едва касаясь, и задержался у носа, останавливая кровь. А я не шевелилась. Смотрела в самые любимые на свете глаза, боясь бессмысленно потерять
Палач подвёл первого пленника и ударом древка секиры под колени свалил его перед колодой, жёстко припечатав голову к деревянной поверхности. Резкий свист… Рёв беснующейся толпы… голова покатилась по доскам помоста…
А я всё смотрела в его глаза. Не дышала. Не жила. Не умирала. Застыла, как в страшном сне, силясь проснуться, сбросить это наваждение. Увязала в липком ужасе, объявшем меня сотнями голосов упивающегося страданиями демона — человеческой массы.
— Леди де Байе, вам не стоит быть здесь, — мягко и тихо сказал кто-то, чей голос был знаком и неузнаваем одновременно.
— Пусть смотрит, — жёсткий приказ жениха. — Пусть видит и помнит, что случается с изменниками.
И я смотрела. Смотрела и запоминала. Как к той же колоде подводят моего мужа. Как он сбрасывает руки стражников, закованных в железо, и сам становится на колени.
«Я люблю тебя!» — шепчут беззвучно его губы. И я захлебываюсь рыданиями и вновь хлынувшей из носа кровью.
— Тевор, уведи её! — выкрикивает всё тот же кто-то.
И едва секира палача поднимается снова, моё лицо прижимают к чьей-то груди. Я забилась, словно птица в силках. Только не это. Я должна была видеть. Запомнить. Всё запомнить. И вместе с тем взревела толпа, смакуя очередную жертву.
— Тише. Тише… — шепчет голос. — Уже всё.
«Уже всё!» — эхом отбивается в голове и прокатывается новым громовым раскатом.
«Уже всё!» — разлетается на осколки и несётся сухим песком, подхваченное порывом горячего ветра.
«Уже всё!» — обрывается что-то внутри.
А я проваливаюсь в Бездну, что разверзлась под моими ногами. Бездну горя, отчаянья и непроглядной тьмы.
«Уже всё…»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Весна в этом году пришла поздно в Арнгвирию.
Уже миновали праздники весеннего солнцеворота, а землю поутру ещё схватывали заморозки. И всё же дни были достаточно тёплыми, чтобы пробудить заспанную природу. Едва пробивалась листва на деревьях, лопались почки, с треском разворачивая пышные цветы родгелии на ветвях. Ранние птицы наперебой выводили трели, и гудели пчёлы в соцветиях медового тауни. Скреблись ровным строем по каменным плитам жуки-рогоносцы. Искрились в солнечных лучах брызги, рассеянные в воздухе фонтаном. Жизнь шла своим чередом.
Некогда сиятельная герцогиня де Байе любила весну. Любила парк, разбитый подле замка Байе. Любила мощённые камнем дорожки и журчащие фонтаны. Любила песни, что выводили птицы, завезённые из Таливии ещё до переворота. Любила проводить здесь дни с сыном и вечера с мужем.
Раньше она многое любила. Она была весела и радовалась жизни и каждому дню, дарованному Великими.
Сейчас же….
Казалось, разрежь ей грудь и вырви сердце, оно окажется сухим и сморщенным, как прошлогодний плод тауни, забытый на ветке. Да и сама сиятельная герцогиня Эрвианна де Байе напоминала скорее тень самой себя.