Пестрота отражений
Шрифт:
— Пятьдесят мингей.
Арай ахнула.
— Ты что!
— Цыц, девчонка! — рыкнул Медведь. — Мне за тебя и больше предлагали. Сама подумай, если он даже выкуп не потянет, как он тебя-то будет содержать?
— Моё содержание столько не стоит, — огрызнулась Арай, оставшаяся стоять за спинкой дивана. — Рубчий, вы ему не верьте, он врёт всё, никто ему за меня больше двадцати пяти не давал!
— Это всего или за год жизни? — уточнил Исар, переводя взгляд с отца на дочку и обратно.
Медведь беззвучно открыл рот, но не успел собраться с мыслями.
— Всего, конечно! — выпалила
— А что они лежат без дела, — заоправдывался Медведь. — Ценности надо в оборот пускать!
— Ну, открывайте приём, — предложил Исар.
Что значит «открыть приём», Арай не знала, но у отца с этим возникли проблемы. Исар внимательно смотрел на его манипуляции с телефоном, потом стал подсказывать, а там и вовсе диктовать, что и как делать. Отец пыхтел, хмурился, но слушался. Наконец загадочный приём был открыт, и Исар в два движения перевёл деньги.
Судя по лицу Медведя что-то пошло не так. Он потыкал в телефон, пару раз проверил, то ли у него открыто, что нужно. Потом поднял ошеломлённый взгляд. Арай стояла не дыша, а Исар откинулся на спинку дивана, как будто пришёл смотреть хорошо знакомый спектакль.
— Мне только что, — наконец обрёл дар речи Медведь, — сто мингей пришло. Это от вас?
— От меня, от меня, — кивнул Исар. — Я, конечно, в выкупах не разбираюсь, но меньше ста мингей за такую девушку давать — это себя не уважать, а уж просить… А ещё говорите, большой бизнес. Кстати, я не спросил, что у вас за бизнес-то хоть?
— Дак это… — Медведь не сразу вник в суть вопроса, всё ещё отходя от потрясения: за сто мингей его контору можно было купить полностью. — Магазины у меня… Ручки всякие продаём, петли там…
— Надо же, вот только недавно с Ахмад-хоном о фурнитуре говорили! — заинтересовался Исар. — И что, много филиалов?
— Да вот, у нас, откуда я родом, это от Долхота через Ирлик-хонову реку городок, там головной, а ещё на островах есть, и на Орле вот недавно открыл магазинчик. Я сам-то не кузнец, понимаете, я распространяю, мне самая дорога в большие города. Теперь хочу в Долхоте обосноваться, а если дело выгорит, то можно и в столицу…
— И с глухим именем? — поразился Исар.
Медведь со стуком захлопнул рот, чувствуя, что его развели на откровенность.
— Он на меня фирму зарегистрировал, — подала голос до сих пор молчавшая Арай. — Потому и отпускать боялся, и за своего партнёра выдать хотел, чтобы не делась никуда.
— А почему нет?! — Медведь решил предвосхитить осуждение. — Раз дали боги дочку с певчим именем, так надо пользоваться! Конечно, доступа к финансам у неё нет, да и сделать с фирмой она ничего не может, это всё мне делегировано, но, главное, в документах везде написано, мол, у владельца имя гласное, а приходят работать ко мне, я ж не буду им представляться!
По ходу своего монолога он развеселился и под конец даже хохотнул. Гордость от собственной смекалки в сочетании со внезапной прибылью его немного опьянили.
Рубчий собирался что-то ответить, но тут створки лифта выпустили в коридор прямо напротив переговорной гигантскую фигуру Байч-Хараха.
—
— Да уж ещё бы, — озадаченно улыбнулся Байч-Харах, заходя и присаживаясь рядом. — Лиза сказала, ты тут знакомишься с новой роднёй?
— Да, как видишь. И представляешь, уважаемый Медведь занимается не чем иным, как мебельной фурнитурой! Вот хочет в столице товары восточных мастеров продавать.
— Да ты что! И как, хорошие товары? — Байч-Харах обернулся и уставился живым, заинтересованным взглядом на новоиспечённого тестя Рубчего. — Мы с Рубчим как раз недавно обсуждали состояние отечественной металлургии. Что скажете, есть надежда?
Медведь, по всей видимости, потерял дар речи окончательно и бесповоротно.
— Извините, — шёпотом напомнила о себе Арай. — Я, может, пойду? А то Хотон-хон ждёт…
4. Исар
Пару часов спустя в переговорную ворвалась мечущая молнии Хотон-хон и потребовала, чтобы пациент вернулся в койку. Исар не стал спорить — с отцом его новоявленной жены, судя по всему, можно было вести дела, но вот для удовольствия Исар бы лучше с кем другим пообщался. У него вообще последние шесть лет к медведям душа не лежала. Байч-Хараху тоже пора было идти, он и так уж полмесяца каждый день выкраивал время, чтобы развлечь друга беседой. Друзей у Исара осталось — пальцев на руке многовато для пересчёта, и внимание так высоко вознёсшегося однокашника даже смущало. Можно подумать, Байч-Харах, сделав такую карьеру, по дороге не разжился хорошими друзьями. Да чего там, сам рассказывал, что разжился.
— Друзей много не бывает, — отрезал Байч-Харах, когда Исар попытался на это намекнуть. — Да и потом, знаешь, как говорят: враг может быть новым, а друг только старым. А старше тебя у меня разве что Алтонгирел, и то он мне скорее младший брат, чем просто друг.
Исар откинулся на подушку и прикрыл глаза. Видели они так чётко, что он с непривычки быстро устал, как будто несколько часов смотрел кино с яркими спецэффектами. Со всеми этими событиями он даже не успел осмыслить, как теперь изменится его жизнь — можно будет вернуться к резьбе, да и работать не только в самые солнечные часы, а как раньше, когда приспичит. И, главное, не пытаться прожить всю жизнь за два года.
— Я даже в зеркало на себя не взглянул, — вспомнил он. Конечно, ничего хорошего он бы в том зеркале не увидел, но с глазами всё же должно выглядеть лучше, чем без глаз.
— Тебе здесь, кстати, и лицо подлатать могут, — заметил Байч-Харах. — Только не сразу, надо подождать, пока от этой операции отойдёшь. Лиза говорит, много сразу нельзя, нагрузка на тело большая.
Исар поморгал, прислушиваясь к ощущению — оба века двигались. Одно при этом побаливало, как потянутая мышца, и это было приятно: напоминало, что оно есть и работает.