Пьесы
Шрифт:
Он. Это он так всегда шутил. Почему-то после этой идиотской шутки все девицы умирали со смеху. Но ты не засмеялась. Ты сбросила со лба невидимую прядь и сказала мне… Мне!..
Она. Меня зовут Леночка…
Он (тупо). Очень приятно.
Она (засмеялась). А я тоже учусь в университете, на биофаке. Вот так… (Засмеялась) Димка!
Он. Как ты поразительно меня назвала «Димка…» Все окружающие звали меня Вадим
Он и Она поднимаются и выходят на середину сцены.
Он. Мы познакомились…
Она. Да…
Он (в зал). Счастье. Юность. Порывы!.. И в моем дневнике… я вел тогда дневник, появилась запись: «Лена — о.п.» что означало «Лена — очень понравилась». Правда, до этого там было записано «Вера — о.п.», и «Зина — о.п.», и «Галя — о.п.»! Но на этот раз — все серьезно! И на этот раз — взаимность. О! О! О! Я иду и рядом — она! Счастье! За что?! Нет, я вас спрашиваю: за что такое счастье!!! (Целует свою руку; в восторге прикрыв глаза) Пройдет три года — только три года!..
Она. Милый, три года с тобой и не тому научат…
Он (помолчав). Прости! Не надо! Ведь мы с тобой только познакомились.
Расходятся на свои места.
Геныч (встает). Ну, лады! Посидели, повспоминали — хорошее и дурное… Хорошее, чтобы сохранить, развить… Дурное — чтобы выявить, исправить. Но пора и честь знать.
Он (прервал). Послушай, ты сочинял стихи, да?
Геныч. Были! И стихи были, и песни. «Дубинушку» помнишь? (Запел, оживляясь.)
На физфак поступал, Все экзамены сдал, На физфаке не жизнь, а малина. Только физика — соль, Остальное все — ноль. А геолог, филолог — дубина!Ну насчет того, что филолог, геолог — дубина, это, конечно, был перебор…
Он. Нет, другие стихи. У тебя были стихи про поколение «Поколение…» Ну как там?
Геныч. А, все мы сочиняли стихи в свое время… Так сказать, есть время сочинять стихи и шалить и есть время… Вот так, старый, перед последним курсом собрал все свои стихи, марки, джинсы и отослал в город-курорт младшему брату! Как мы острили в третьем классе: «Хорошенького понемножку, как сказала бабушка, вылезая из-под троллейбуса». Это ты у нас всегда воспарял… А я еще в университете понял: в нашем с тобой деле, чтобы стать кем-то, нужно вкалывать по двадцать четыре часа в сутки… как ты… или вовремя сказать о себе: я не Оппенгеймер, я не Курчатов — я рядовой работник научного фронта, обладающий хорошим здоровьем и настроением… Значит, звони. Учти — по воскресеньям мы играем в карты у меня… И нам порой очень
Он. Понимаешь… Я хотел тебе все рассказать. Это мне необходимо сейчас… как третий для игры в преферанс! Но когда ты вошел, я сразу понял, что все зря. Я не смогу тебе рассказать, как я хочу!.. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга.
Геныч уходит в глубь сцены и садится за свой столик. И тотчас засыпает. А в это время Официантка обходит столики и, не обращая внимания на сидящих, будто не видя их, сервирует столики.
Зачем так много рюмок?
Официантка. Вечером сервируют в три стекла: фужер, винно-водочная и коньячная рюмки… Вы что, со мной познакомиться хотите?
Он. А я уже был с вами знаком. Вот только вспомню…
Официантка. Это все так говорят. У меня фигура красивая, а лицо не очень. И пристают ко мне все на этом основании… красавцы, потому, что фигура у меня красивая… И не красавцы — тоже не церемонятся, потому что физиономия у меня не блеск… Вам «Южную ночь» или «Космос»?
Он. «Космос» — вечный порядок. Лицом в космос, лицом к порядку…
Официантка. Они все одинаковые. Ну и болтун вы! (Ставит коктейль.)
Он (кивнув на коктейль). Может, за компанию?
Официантка. Нельзя, у меня кислотность… Так устала… А вы не вспомнили, откуда вы меня знаете?
Он. Вспомню… Вспомню… Я сегодня буду вспоминать массу нужных вещей и эту заодно.
Официантка отходит, садится на свой стул, надевает очки и продолжает писать.
(Жене, шепотом). Я тебя жду. Я пришел. Это наше первое свидание.
Он встает. Она тоже поднимается и медленно движется к нему по сцене, отсчитывая шаги.
Часть первая
Рай.
Он. Это — рай. (Она останавливается) (В зал) Она всегда считала шаги… Она верила, что если выйдет определенное число шагов — будет удача…
Она (считая). Двадцать восемь… Двадцать девять… (Делая крохотные последние шажки) Тридцать… Слава богу, тридцать!.. Я не опоздала?
Он. Нет… (В зал) Потрясающе! Она опоздала всего на двадцать семь минут.
Она. Только не бери меня так сильно под руку, а то останутся синяки — у меня руки какие-то ненормальные…
Он (в зал). О, как хорошо! В этом — признание моей силы и ее девичьей слабости, и в этом понимание, как прелестна и женственна эта ее слабость. Рай! Рай! (В зал, почти поет). Это — эра прикосновений! Нам всюду с нею слишком просторно. Нам всюду слишком много места… Мы…