Пьесы
Шрифт:
Л ю б а в а. Что ж, придется идти в доярки. Раз они выше, чем балерины.
Р у ш к и н. Выше, Любушка, много выше! Те только и умеют ногами дрыгать. А эти — кормилицы наши! Выручай, а то ведь я задымлю с горя.
Л ю б а в а. Сейчас-то по какому поводу выпил?
Р у ш к и н. Сын у меня родился! На пять килограммов боровок! Пахарь будущий! Уж его-то я не пущу в город! Я его землю пахать заставлю!
Л ю б а в а. Значит, вашего полку прибыло?
Р у ш к и н. Полк не полк, а пол-отделения наберется. Пять солдатиков да две девки!
Л ю б а в а. Поздравляю. Надо бы что-нибудь
Р у ш к и н. Ты уж подарила… выручила — вот и спасибо. (Собирается уходить.) Да, я вот еще что хотел спросить… не серчай за любопытство. С братом моим ты что сотворила? Спать разучился… отаптывает по ночам твои завалины.
Л ю б а в а. Пускай возьмет сонных порошков у Лизаветы.
Р у ш к и н (невесело). Шутишь? Х-ха-ха. А ему не до шуток.
Л ю б а в а. И мне не очень весело, Александр Семенович. Душа кровью исходит, а я молчу.
Р у ш к и н. Моя бы Галина так помалкивала… Чуть чего — зубы показывает.
Л ю б а в а. Поменьше за воротник заливай.
Р у ш к и н. Не пил бы… жизнь вынуждает. Вон он, колхоз-то, весь рассохся. А я как-никак председатель. Стало быть, больше всех в том повинен. Ну, Люба, не подведи виноватого.
Л ю б а в а. Придется выручать… в свете последних событий. (Надев на себя материнский халат, уходит.)
Прошли дни.
Л ю б а в а, еще более располневшая, кормит М а т р е н у поздним ужином. Переступает осторожно, хранясь.
М а т р е н а. Училась — не доучилась. Как я же, темной останешься. Для того ли гнулась я на тебя?
Л ю б а в а. Шаньги-то стынут, мама. Холодные шаньги вовсе и не шаньги. Кушай на здоровье!
М а т р е н а. Чего ты меня наталкиваешь? Дите я, что ли? Сказывай, как жила без меня.
Л ю б а в а. Жила не хуже людей.
М а т р е н а. Материна работушка по душе?
Л ю б а в а. Хочешь верь, хочешь нет, а мне нравится.
М а т р е н а. Ехала бы ты в свой институт. Поди, не поздно еще?
Л ю б а в а. Теперь уж до весны не поеду. Я так и декану написала. Весной сдам за оба семестра.
М а т р е н а. Что за девка, что за самовольница! Вон чего выкомаривает. Иди-ка сюда, я тебя за патлы твои оттаскаю! (Погладила дочерины волосы, иссеребренною головою уткнулась в набухающую грудь ее.)
Л ю б а в а (теперь она гладит мать по голове). Мам, а помнишь, как ты мне в детстве красных петушков приносила?
М а т р е н а. Нашла о чем поминать!
Л ю б а в а. Гостинцы-то дорогие были, мама. Не за деньги дорогие! (Стелет постель.)
Г о л о с И в а н а. Верно, Любушка, верно! Бывало, нагрузит мать телегу картошкой и тащит на себе верст за двадцать. Тащит да покряхтывает. Ни грязь ей, ни лужки с протоками — не препятствие. Довольна: сумела уломать бригадира — отпустил на базар. Старается не замечать, что ссохшиеся бродни растерли до крови ноги, что вспух и горит багровый рубец от заплечного ремня, что резкая боль в затылке… Тащит мать, а дороге
Любава стелет постель: себе на голбце, матери — на кровати.
Л ю б а в а. Ложись, мама. Небось отвыкла от домашней постели?
М а т р е н а. Маленько с богом поговорю. (Становится перед иконой Троеручицы.)
Л ю б а в а. С войны не молилась. Что вдруг к богу потянуло? Нету его, мама. Все это выдумки.
М а т р е н а. А может, и есть, Любушка! Может, он властен над людьми. Или уж помер навсегда в человеке и впредь не воскреснет?
Л ю б а в а. А хоть и так, какая в нем польза? Мы много теряли, мама. Потерять то, чего никогда не было, не жалко.
М а т р е н а. Помолюсь. Меня не убудет. (Молится, но очень неловко. Огрубевшие пальцы никак не складываются в крест.)
Любава ложится.
(Отговорив путаную свою молитву, замирает. Пальцы прижаты у лба. Медленно поднимается с колен.) Спишь?
Любава не отзывается.
На цыпочках крадется к ее постели, благословляет и останавливается подле портретов мужа и сыновей. Свет выхватывает теперь только лица: уплаканное Любавино, скорбное — матери и лица на снимках.
Из черной тарелки радио — жирное меццо: «У любви, как у пташки, крылья…» Радио вдруг захлебнулось, захрипело. Матрена выключила его.
На улице всхлипнул баян, слышится песня. Голос Ивана: «Гуси-лебеди летели и кричали…»
М а т р е н а (подойдя к окну). Дурашка ты! Чего гоняешься за ней? Ведь ей родить скоро… (Выключает свет.)
На ферме.
Л ю б а в а моет после дойки руки. Тут же М и т я.
М и т я. Бабы сопляков своих так не обихаживают, как ты коровенок. Да хоть бы коровы-то путные, а то все ребра на виду.
Л ю б а в а. Когда-то и они были путными. А если руки приложить — будут еще.