Петер из системы Скульд
Шрифт:
— Ты слышал, что сказал сторож, — Феликс не спрашивал.
— Да, — кивнул Петер. — И кого же напомнили ему мы с тобой?
— Я, — уточнил Феликс. — Я же приемный сын, и здорово смахиваю на родного отца. А он был заметной фигурой. Ты не знал?
— Откуда же, — пожал плечами Петер. — Но что ты не похож на родителей — это я заметил, конечно. А кто твой настоящий отец?
— Папин лучший друг, адмирал Ройенталь.
— Ух ты, — сказал Петер. — В учебниках был портрет, само собой, но я как-то не связал. Выходит, ты и Миттельмайер, и Ройенталь одновременно. Круто.
— Еще как круто, — засмеялся
— Да уж, — сказал Петер фон Бюлов. — Сочувствую. Мне-то куда проще.
Знал бы ты, — подумал маршал Миттельмайер, задумчиво глядевший в окно из-за тюлевой занавески — и отошел вглубь комнаты, чтобы не подслушать нечаянно чего-нибудь еще.
Хорошо, что они с Эвой нашли в себе силы рассказать сыну правду. Сомневались, колебались, тянули… но действительно — Феликс с каждым годом все больше походил на Оскара, а такое лучше узнать от своих, чем от чужих, да с комментариями, догадками и насмешками.
Представил, что будет, когда поймет про себя Петер. Вздрогнул.
Может, это все-таки игра природы и случайное сходство… но что-то слабо верится. И кайзерин сразу насторожилась — и начала действовать.
Допустим, мы узнаем точно: да или нет. И что мы будем с этим делать? В сущности, это же нас не касается. Это касается только мальчика и его родных…
Временами этот мир вызывает бессильную злость — хочется дать кому-нибудь в челюсть… а некому.
Премьер-министр стукнул кулаком в косяк и двинулся в сторону кабинета. В ящике стола, кажется, еще кое-что осталось — в той бутылке.
Конечно, Фил выковырнула завещание из запароленного архива. Но и цифры открытых отчетов по Гиберу не оказались лишними. Потому что в завещании не упоминались никакие фон Бюловы. Там вообще никто не упоминался, кроме дворецкого: "Герру Рабенарду, моему дворецкому, в знак признательности за долгие годы беспорочной службы, пожизненные выплаты в размере…" Состояние полностью было преобразовано в фонд поддержки инноваций, в том числе медицинских, особняк тоже отошел к фонду — для представительских целей. Только после долгих раскопок удалось выяснить, что среди программ, осуществлявшихся фондом, была и программа поддержки сельского хозяйства на аграрных планетах — и Гибер попал в список нуждающихся в помощи одним из первых, а имение фон Бюлова — в перечень спонсируемых угодий Гибера.
И все.
Покойный поддержал семью фон Бюлов, причем существенно, но сделал это так, что не погляди мы в нужную сторону — в жизни бы не заметили.
Это могло ничего не значить, и это могло значить очень много — но с этой стороны никаких других зацепок не было.
Пустая, в сущности, карта.
Тогда Фил пощупала других фигурантов — и кое-что обнаружила. Не след, а намек на след. За настоящими следами надо было бы лететь на Один и на Гибер, но этого мы, конечно, не могли себе позволить. Осталось только внести в отчет: найдены упоминания о существовавшей переписке, полностью прекратившейся в конце 489 года по старому рейхскалендарю. Таким образом, можно было с уверенностью утверждать лишь, что объекты были
— ОК, — сказала Фил. — Пойду прогуляюсь. — И исчезла на полдня.
Когда она вернулась, Берни мрачно сидел перед экраном комма, сотый раз перечитывая отчет. Полстраницы, и добавить, в сущности, нечего.
— Эй, я пришла, — окликнула напарника детектив Кейси.
— Где тебя носило? — хмуро спросил тот, не оборачиваясь.
— Решила собрать немного оперативной информации. Познакомилась с объектом.
— Ну и как объект?
— Очень милый парнишка. Проболтали с ним добрый час. Его младшие друзья обиделись на меня, по-моему. Я произвела на него впечатление. — Довольный смешок.
Берни подумал и все-таки отвернулся от экрана.
Ничего себе. Платьице с пышной юбкой, полосатые гольфы и сандалии с шнуровкой… или сапожки из ремешков? Хель его знает, как это называется, но нынче модно, половина девчонок в столице в этом ходит. Пестро, но симпатично. После вечных штанов и свитеров — так и вовсе сногсшибательно.
— Хм, — сказал Берни. — Смотришься.
— Правда? — просияла Фил.
— Угу. А узнать-то что-нибудь удалось?
— Ну, не могла же я при первом же знакомстве сразу спросить: а что вы можете сказать об отношениях вашей матушки с господином военным министром? Мы договорились в четверг прогуляться по городу.
— Эй, Фил, — Берни постучал по лбу пальцем, — в четверг уже поздно. Срок истекает завтра.
— Ну и что, — и крутанулась легкомысленно, — я просто так с ним погуляю. Он мне нравится.
Феликс Миттельмайер никак не мог уснуть — потому что его осенило. Внезапно всплыл в памяти тот разговор родителей… наложился на сегодняшний разговор с Петером… Феликс сел в кровати, прислушался к ровному сопению старшего товарища. Разбудить? Нет, пока не стоит. Лег снова, ворочался с боку на бок. Потом вскочил, пошарил по полу в поисках тапок, не нашел. Пошел босиком. Ковер щекотал подошвы. Дверь скрипнула, но Петер не проснулся. А в коридоре доски холодные, но потом снова ковер. И можно зажечь свет — тут-то никого не разбудишь.
Ступеньки потрескивали и тихо взвизгивали под ногами. А на кухне зябко как-то, и пол из плитки, ойй… Полез в холодильник. Ага, кусок пирога есть, и сок в пакете. Отлично.
Сел за кухонный стол, поджал ноги, чтобы не мерзли на полу. Откусил пирога. Мясная начинка, ммммм… хлебнул сока прямо из пакета.
Чуть не подавился, когда внезапно открылась дверь.
— Чего это ты — оголодал среди ночи? — спросил герр Миттельмайер, входя.
Феликс кивнул, не в силах ответить — сначала надо было прожевать и проглотить.
— И босиком, — неодобрительно покачал головой отец. — Смотри, уже посинел весь. Погоди-ка… — скинул с плеч махровый халат: — ну-ка, надевай.
Феликс наконец заглотил пирог.
— Я же в нем утону, пап.
— Зато согреешься. Дай ноги-то заверну… Хм, пирог? А давай-ка, что ли, чайник поставим…
— Давай, — обрадовался сын.
Пока чайник закипал, просто сидели рядом, жевали пирог. Потом папа налил горячего в две кружки, и сахару насыпали каждый сколько хотел — Феликс хотел четыре ложки, но, подумав, и пятую добавил.