Петербург Достоевского. Исторический путеводитель
Шрифт:
Гвардейские офицеры – элита аристократии, в гвардии начиналась карьера большинства военноначальников и государственных деятелей. Смотры и парады гвардейских полков – самые красочные праздники в Петербурге. Обдумывание фасонов гвардейских мундиров – любимое занятие большинства русских императоров.
Лейб-гвардии Конный полк – один из старейших и наиболее аристократических в гвардии. Конногвардейцы-кирасиры – крупные кони, высокие, физически сильные солдаты, своеобразное обмундирование: каски, кирасы, палаши.
Каждый кавалерийский полк имел коней определенной масти, определявшейся лично Николаем. Конный –
Гвардейский полк – это не только, и даже не столько воинская часть, сколько сплоченная офицерская каста, поддерживающая честь и традиции, способствующая карьерному успеху сослуживцев. В Конном полку круглый год устраивались знаменитые четверговые обеды, уйти «живым» с которых было нелегко. Там назначались губернаторы, раздавались казенные заводские жеребцы, заполнялись высшие правительственные должности вплоть до директора Императорских театров. Полк этот поставил из своей среды почти все окружение последних императоров.
Конногвардейские офицеры предпочитали селиться рядом с полковыми казармами. Великий князь Николай Николаевич, третий сын Николая I, начинавший военную карьеру прапорщиком-конногвардейцем, приказал архитектору Штакеншнейдеру построить свой дворец на углу Конногвардейского бульвара и Благовещенской площади (ныне площадь Труда). После этого почина великие князья, связанные с полком годами службы и приятельскими связями, облюбовали местность к западу от Исаакиевского собора. Со времен Александра II эти кварталы почти не изменились: роскошные эклектичные особняки и дворцы на Английской набережной. В обиталище знати не было ни рынков, ни магазинов, ни ресторанов. По Большой Морской не спеша прогуливалась избранная публика. «Все, что было в городе праздного и вылощенного, медленно двигалось туда и обратно по тротуарам, раскланиваясь и пересмеиваясь: звяк шпор, французская и английская речь, живая выставка английского магазина и жокей-клуба» (О. Мандельштам).
Гвардеец – излюбленный и естественный герой петербургской литературы. В одном из кирасирских полков служит, например, Алексей Вронский (герой романа Л. Толстого «Анна Каренина»). Для Достоевского – писателя антидворянского («помещик» для него почти ругательство) – гвардеец всегда фигура сомнительная. В рассказе «Кроткая» гвардейский офицер – «светская, развратная, тупая тварь»; на страницах «Дневника писателя» эпизодический «кавалерийский офицер из одного известного кавалерийского полка… держит себя в каком-то надменном уединении и молчит свысока». Есть у Достоевского (в «Подростке») и два конногвардейца. Оба они отвратительны: барон Бьоринг и барон Р., явные немцы, – народ, в представлении Достоевского, неприятный.
Исаакиевский собор: интерьер, колоннада
Исаакиевская площадь, 4
Знакомство
Этот храм в XVIII веке трижды перестраивали: каждый следующий император находил, что проект не соответствует задаче главного православного собора в столице, основанной Петром, и воздвигаемого в его память. Наконец за дело взялся француз Огюст Монферран. В самом решении поручить строительство православного собора никому не известному юному католику, к тому же не архитектору, а рисовальщику, было что-то типично петербургское. Это знаменовало полное господство космополитической, западнической идеи над национальной традицией.
Необычайные размеры храма символизируют мощь Российской империи, ее могущество. Собор высотой 101,5 метра, вмещающий 12 тысяч человек (площадь пола – 3250 квадратных метров) завершен огромным куполом (наружный диаметр – 26 метров). Общий вес сооружения – 300 тысяч тонн. Для того чтобы оно не ушло в болотистый петербургский грунт, в землю вколотили 10 762 просмоленные сосновые сваи. 112 колонн, вырубленных из гранитных скал в Финляндии, доставили на строительную площадку для окончательной доделки на специальных барках. От пристани на Неве к собору для транспортировки колонн проложили железную дорогу. Возводили собор несколько десятков тысяч крепостных крестьян, живших в бараках, сколоченных рядом со стройкой.
Собор вообще не похож на православный храм. В его убранстве множество горельефов и скульптур (жанр в допетровской церковной архитектуре неупотребимый). Иконы и фрески, характерные для православных церквей, заменили мозаика, скульптура, витражи (витраж в алтаре с изображением Христа – работа Г. М. фон Хесса и М. Э. Айнмиллера).
При всей монументальности, собор непропорционален – купол чрезмерно велик и как бы придавливает и основной массив храма, и четыре небольшие звонницы по его углам; претендуя на пятиглавие московских церквей, он скорее напоминает собор Святого Павла в Лондоне.
И тем не менее неуклюжий, странный его силуэт вписался в архитектурную панораму города и стал, наряду со шпилями Петропавловского собора и Адмиралтейства, одной из трех высотных доминант столицы. «Темная, огромная масса Исакия, неясно отделявшаяся от мрачного колорита неба» присутствует и в романах Достоевского.
С колоннады собора перед нами предстает Петербург, почти не изменившийся со времен Достоевского. Таким мог видеть его и писатель. В отличие от Москвы, центр Петербурга в советское время, можно сказать, не перестраивали: не хватало денег. Блокада сыграла в жизни Ленинграда роль нейтронной бомбы: уничтожила население, но почти не коснулась архитектуры.