Петербург Достоевского. Исторический путеводитель
Шрифт:
Восемь месяцев в равелине Достоевский провел стоически. Через два месяца брату Михаилу (он тоже ненадолго был арестован, но затем освобожден) разрешили передать ему книги (религиозного содержания и Шекспира). Ф. Достоевский начал писать рассказ «Маленький герой» – рассказ о первой пылкой и трогательной влюбленности одиннадцатилетнего мальчика. Позже писатель рассказывал: «Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и – вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал? …я писал „Маленького героя“ – прочтите, разве в нем видно озлобление, муки?»
Брату он писал: «Вот уже пять месяцев, без малого, как я живу своими средствами, то есть одною своей головой и больше ничем. Покамест еще машина не развинтилась и действует. Впрочем, вечное думанье и одно только
Сюда привезли Достоевского после объявления приговора и инсценировки казни с Семеновского плаца. Прощаясь с братом перед отправлением на каторгу, он писал: «Неужели никогда я не возьму пера в руки? Я думаю, через четыре года будет возможно. Я перешлю тебе все, что напишу, если что-нибудь напишу. Боже мой! Сколько образов, выжитых, созданных мною вновь, погибнет, угаснет в моей голове или отравой в крови разольется. Да, если нельзя будет писать, я погибну. Лучше пятнадцать лет заключения и перо в руках… Теперь, переменяя жизнь, перерождаюсь в новую форму… Я перерожусь к лучшему… Казематная жизнь уже достаточно убила во мне плотских потребностей, не совсем чистых; я мало берег себя прежде. Теперь уже лишения мне нипочем, и потому не пугайся, что меня убьет какая-нибудь материальная тягость… Кабы только сохранить здоровье, а там и все хорошо!»
Достоевский не был ни первым, ни последним писателем, заключенным в равелин. До него здесь находился поэт, декабрист К. Рылеев (1825–1826), ушедший из этой тюрьмы на казнь. После – кумир студенчества, знакомец и идейный противник Достоевского Н. Чернышевский (1862–1864).
В 1873 году в секретный дом был заключен революционер-заговорщик С. Нечаев. Кровавое «Нечаевское дело» стало толчком для написания романа Достоевского «Бесы», а сам Нечаев – одним из прототипов главного героя романа, Петра Верховенского. Находясь в равелине, Нечаев сумел создать тайную организацию из охранявших его жандармов, вступил в связь с народовольцами и планировал совершить вместе с ними покушение на Александра II, когда император будет находиться в Петропавловском соборе. Заговор Нечаева был раскрыт, сам он вскоре умер в Секретном доме, в 1884 году и сама тюрьма бы' ла ликвидирована, а в 1895 году ее здание разрушено. Сейчас на этом месте стоит двухэтажное строение, возведенное в конце XIX века для военного архива.
Маршрут 3
С Раскольниковым по окрестностям Сенной
Маршрут идет по одному из самых запущенных и трущобных городских урочищ. Если во времена Достоевского квартал был набит людьми активными, социально-опасными, то сейчас его базис составляют разночинцы, пенсионеры и алкоголики, знакомые друг с другом со школьной скамьи. Это, конечно, не Гарлем, но нищих и пьяных вы увидите, без сомнения.
Новый российский капитализм у Сенной площади носит какой-то домашний, коммунальный характер. Может быть, это и неплохо для наших локальных целей: genius loci этих мест не изменился с тех пор, когда по нему бродили Достоевский и Раскольников.
С 1860 по 1873 год Федор Достоевский жил именно здесь, поменяв девять квартир. Больше всего времени ему пришлось обитать к северу от Сенной площади, между Гороховой и Садовой улицами и Вознесенским проспектом.
Это перенаселенные кварталы, прилежащие с юга к административному центру. Тут нет ни театров, ни учебных заведений, ни парков. Каменные ущелья доходных домов, амбары, рынки. Так что впрямь задумаешься, как Родион Раскольников: «Почему именно, во всех больших городах, человек не то что по одной необходимости, но как-то особенно наклонен жить и селиться именно в таких частях города, где нет ни садов, ни фонтанов,
Гороховая и Вознесенский вели соответственно в Семенцы и Роты – зафонтанные предместья, бывшие военные городки. Среди их жителей преобладали обитатели гвардейских казарм, с некоторым вкраплением студентов (рядом – институты: Технологический, гражданских инженеров, путей сообщения).
Полуостров, образуемый каналом рядом с Сенной площадью, называют Петербургом Достоевского. Здесь писатель прожил много лет, тут происходят основные события «Преступления и наказания». Петербург Достоевского – такой же топоним, как «Острова» или «Охта». Всякий в Питере покажет, как добраться до этой в некотором смысле измышленной части города. Вопрос о том, существует ли в реальности «Дом Раскольникова» или «Дом Рогожина», то есть имел ли Федор Михайлович в виду вполне определенные адреса, лестницы и чердаки, – дискуссионен. Петербуржцы, однако, твердо знают, где именно Свидригайлов подслушал разговор Сонечки и Родиона Раскольникова. И с этой виртуальной реальностью приходится считаться. Петербург Достоевского существует так же, как Лондон Диккенса или Париж Бальзака. Гулять здесь стоит, освежив в памяти историю, случившуюся однажды летом с неким нищим студентом и старухой-процентщицей.
Хотя значительная часть зданий здесь действительно сохранилась со времен Достоевского, улицы все же сильно изменились: булыжную мостовую сменила асфальтовая, большая часть домов подверглась капитальному ремонту или была надстроена, исчезли многие знаменитые рынки Садовой улицы, разрушены две главные высотные доминанты – церковь Вознесения Господня и церковь Спаса-на-Сенной.
Между Фонтанкой и каналом Грибоедова в старом Петербурге располагалась Спасская часть. Она лежала по обе стороны от Большой Садовой – главной в городе того времени торговой улицы. От Гостиного Двора до Крюкова канала тянулись рынки. В Апраксином дворе торговали дичью, фруктами, грибами и ягодами, на Сенном рынке – мясом и овощами, на Горсткином – рыбой, на Александровском – подержанными вещами, на Никольском – всем перечисленным, и там же нанимали на работу прислугу и поденщиков. Местность изобиловала ремесленными мастерскими, амбарами, недорогими трактирами. Население было крестьянским и купеческим. Много жило в этом районе бойких ярославцев – русских янки. Кишмя кишели нищие, карманные воры, спившиеся личности, дешевые проститутки. И хотя в советское время большинство рынков закрылось, район не потерял своего духа: здесь торгуют всякой недорогой всячиной, людно, много пьяных и бомжей, дома как-то особенно грязны и неухожены.
За каналом Грибоедова – Казанская часть, чуть более чистая и благоустроенная. Ее особенность – необычайно плотная жилая застройка, почти полное отсутствие зелени, дворы-колодцы. Во времена Достоевского на Мещанских улицах (Большая Мещанская сейчас называется Казанской, Средняя – Гражданской, Малая Мещанская – Казначейской) жило много протестантов, по преимуществу немцев. 35 % населения составляли католики и протестанты (выше, чем в среднем по городу, в 2 раза).
Вообще преобладал наплывной, неукорененный в городе элемент. Если в составе населения столицы урожденные петербуржцы составляли треть, то здесь их было всего 7 %. Велика была доля родившихся за границей и в Прибалтике.
Большая часть доходных домов в середине XIX века уже была построена. Места здесь – чрезвычайно густонаселенные (плотность населения в 27 раз превышала среднюю по городу). Исследователь тогдашнего города отмечал: «Этот квартал… оказывается самым пестрым из всех, в нем стекаются представители решительно всех губерний и частей России и всех государств Западной Европы. В нем же коренное население, которое везде представляет избыток женщин, оказывается состоящим преимущественно из мужчин, а пришлое население, наоборот, преимущественно из женщин». Дело в том, что «упомянутые кварталы отличаются стечением большого количества одиночно и вместе живущих женщин легкого поведения, между которыми финляндки и курляндки на Сенной и лифляндки в Подьяческих занимают видное место».