Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключения
Шрифт:
Так что на расспросы родных и друзей, как же мы здесь поживаем, больные и хворые питерские страдальцы, довольно бодро отвечали им, что все О’К: если и заболеваем, то ненадолго, и не чаще, чем в родном климате. Словом, развенчали, можно сказать, на собственном примере миф о том, что в Питере обитать невозможно. Возможно, да еще как!
Однако наступил февраль… Месяц обычно сам по себе нелегкий: ветреный, хмурый, тоскливый. Организм к этому моменту уже исстрадался по солнечным лучам и витаминам, хандрит, брюзжит, требует весны, а лучше сразу лета, чтобы не ждать, а –
В начале февраля я заболела. Ничего серьезного: сопли, кашель – все как обычно. Напилась таблеток и быстро выздоровела. На улице сырой воздух хватал меня за горло, но я сопротивлялась, дышала в варежку, куталась в капюшон. Словом, выдержала.
В середине февраля симптомы повторились. Поступила аналогичным образом, да еще в помощь достала привезенные с Урала шерстяные носки – паркетный пол в нашей съемной квартире не особенно теплый, лучше поберечься.
Но вот в двадцатых числах начавшиеся «несерьезные» симптомы неожиданно перерастают в хронические. Я, как и раньше, пью противовирусные таблетки, бегаю на работу, обедаю с коллегами в кафе, готовлю вечерами дома ужины. Взять больничный мне и в голову не приходит. Кто в наши времена берет больничный? На это нет времени, сил и нервов – пробиваться сквозь очереди в поликлинике и доказывать, что ты нетрудоспособен. А все ради маленькой бумажки с печатью, которая даст тебе всего лишь пару дней форы, чтобы отсидеться дома. А на работе, как обычно, полно дел…
Поэтому я держусь, как стойкий оловянный солдатик, и таскаю с собой небольшую аптечку. И тактично стараюсь чихать в угол, а не на коллег. С коллегами же – Викой и Мишей – мы по-прежнему ходим обедать в кафе школы для минигимнасток.
Поглощаем как-то на неделе наш скромный бизнес-ланч. Я уминаю горячую солянку, согревающую щеки и кровь после холодного уличного воздуха. Миша тоже предпочитает солянку остальным блюдам, да еще не устает нахваливать. Вика солянку не любит, а потому довольствуется щами.
– Как поживает твой песик? – интересуюсь я у Миши в перерыве между его кулинарными восторгами.
Миша неожиданно и резко мрачнеет. Я пугаюсь: неужели животное заболело? Нет, оказывается, не заболело, вполне живо, здорово и даже слегка упитанно для небольшого годовалого чихуахуа. Однако…
– Оскар по-прежнему лает на окно, – уныло признается Миша, – вскакивает на стол и лает…
– Возможно, он лает на шум проезжающих мимо машин? – пытается утешить его Вика.
– Но у нас мимо дома проезжает мало машин. Окно выходит во двор.
– И ты все-таки склоняешься к версии о привидении? – затаив дыхание, спрашиваю я.
Миша пожимает плечами.
Его дом расположен на Петроградской стороне, недалеко от Австрийской площади. Старинное и уютное место, застроенное бывшими доходными, довольно красивыми, на мой взгляд, домами начала ?? века.
Здесь Миша, его жена, кот и злополучный Оскар делят большую коммунальную двухкомнатную квартиру напополам со старушкой-соседкой. Старушка, по словам Миши, невредная, но у нее есть противная внучка, которая периодически является переночевать. Тогда нередко
– Нелегко жить в коммуналке? – сочувствую я, аккуратно чихая в носовой платок.
Миша вновь пожимает плечами. Да и что он может ответить? Я уже в курсе того, что комната в этой коммунальной квартире принадлежит Мише и его жене, а потому они свободны от аренды квартиры, в отличие от нас с Русланом, например. Живут себе и живут, не хуже и не лучше многих жителей города, который был и, увы, остается «коммунальной столицей» России. Сейчас в Петербурге осталось более сотни тысяч подобных квартир, в них обитает примерно девятая часть жителей города. Такие грустные цифры официальной статистики…
Минусы коммуналки нам с Викой более-менее понятны: мы обе когда-то проживали в студенческом общежитии, а потому нам не понаслышке известны тяготы совместного быта. Хотя, конечно, одно дело – временное проживание, а другое – на постоянной основе.
Минусы проживания в старинном доме нам с Викой знакомы лишь со слов Миши: плохое состояние коммуникаций и, соответственно, низкое качество воды, бегущей из крана, давно не проводимый капремонт, ветхие стены, проблемы с отоплением, электричеством, а главное – болезненная тема для Миши – перебои с Интернетом.
А теперь еще и привидение… Старый дом. Кто знает, какие тайны он хранит? Он просуществовал более ста лет, видел и слышал многое. Дом пережил революцию, блокаду, перестройку… По ночам он скрипит половицами, шуршит ставнями и внутренними перекрытиями и словно слегка вздыхает.
Миша смотрит несчастными глазами. Оно и понятно: кто же хочет жить бок о бок с привидением? Даже питерским. Питерское привидение хотя наверняка интеллигентное, но все же…
Комментарий Руслана
Центр Петербурга находится под охраной ЮНЕСКО, поэтому строить новые здания здесь запрещено. Вот и получается, что жить нужно либо на окраине (где, впрочем, есть метро), либо все-таки в центре, но в условиях, близких к постапокалипсису – большинство домов не подвергалось ремонту очень давно.
Вика между тем активно доедает большую порцию курицы с рисом. Несмотря на миниатюрный внешний вид, аппетит у нее будь здоров.
– А я сделала себе финскую визу, – жизнерадостно объявляет она, явно надумав сменить грустную тему, – теперь раздумываю, куда бы съездить.
Для информации: всем жителям Петербурга, имеющим местную прописку, как особенно привилегированным счастливчикам, при желании быстро и нетрудно оформляется финская виза, являющаяся своеобразным пропуском в Европу.
– И какие варианты? – снова чихаю я.
– Можно съездить на выходные в Таллин, например. Или в Финку.
«Финка» на петербургском наречии означает Финляндия. В «Финку» ездят закупать продукты и одежду, да и просто развеяться. Знакомые Руслана по работе с придыханием говорят, что товары и продукты там гораздо качественней, причем любые, вплоть до стиральных порошков и моющих средств. Приходится верить на слово.