Петербург таинственный. История. Легенды. Предания

Бурлак Вадим Никласович

Вскоре глаза Вишенки погасли, а из дальнего конца «медвежьего двора» послышался страшный рев. То бесился в своей клетке Бушуй.

«Зверь во звере»

О случившемся тут же сообщили Апраксину.

Пока хлестали кнутами виновников происшествия, к адмиралу подошел старый присмотрщик за медведями. Несколько лет назад его привезли из далеких северных лесов ко двору Федора Матвеевича. Какого роду-племени этот дремучий лесовик, — толком никто не знал, но поговаривали, что был этот

старик шаманом и понимал медвежий язык.

Может, насчет языка народ и привирал, но в медведях он толк знал. Кинулся шаман к Апраксину и запричитал:

— Ох, беда, беда, кормилец… Нет больше Бушуя!..

— Как нет?!.. — Изумился Федор Матвеевич. — Клетку разломал, что ли?..

— Клетку пока не сломал. Но в ней уже не Бушуй находится, а «зверь во звере». Отдал он свою душу прародителю всех зверей… Теперь никакая решетка его не удержит, ни топор, ни пуля свинцовая не остановит. Вели, кормилец, немедля изготовить копье с серебряным наконечником… Иначе не сладить с чудищем!..

Задумался Апраксин. Кто их знает, этих шаманов? Может, правду говорит старик? Может, и впрямь понадобится копье с серебрянным наконечником?

А старик продолжал причитать да тревожно оглядываться туда, откуда доносился рев медведя.

— Прародитель всех зверей услышал страдания Бушуя. Взял его душу, а ему отдал часть своей души. Так что Бушуй теперь — не медведь, а «зверь во звере». Каждый шаг его будет чьей-то гибелью помечен. Весь Петербурх зальет кровью. И только серебряная смерть — ему преграда…

Пожалуй, никогда еще по Северной столице не разносилось столь жутких звуков. На апраксинском медвежьем дворе ревели разом все медведи, по-волчьи выли собаки, кричали, непонятно что, люди.

И вдруг внезапно наступила тишина.

Отчего? Почему? Никто не мог понять.

В это время Федору Матвеевичу доложили, что Бушуй разломал свою клетку, а куда затем подевался — неизвестно. Никто не видел ни самого медведя, ни даже его следов.

Случайно так получилось или нет, но именно в тот день умер лев. Ни стона, ни рева, ни ран на теле. Повалился африканец на бок и затих.

Куда ушел Бушуй? В каких лесах потом свирепствовал? Так и не удалось выяснить. Еще одна неразгаданная тайна Петербурга.

«По улицам слона водили»

Впервые в Северной столице

У петербуржцев издавна появилась необъяснимая любовь к слонам. Впрочем, наверное, объяснить причину этой любви можно. Видимо, идущие по улицам Санкт-Петербурга южные гиганты не только радовали взор своей мощью и экзотичностью, но и напоминали северянам о далеких теплых краях, где всегда светит солнце и не бывает промозглой, холодной погоды, такой, как на невских берегах.

О жизни слонов в Санкт-Петербурге написано много. Статьи, рассказы, стихи и даже басни…

Так, все безусловно помнят знаменитые строки Ивана Андреевича Крылова:

«По улицам Слона

водили, Как видно напоказ — Известно, что Слоны в диковинку у нас — Так за Слоном толпы зевак ходили. Отколе ни возьмись, навстречу Моська им. Увидевши Слона, ну на него метаться, И лаять, и визжать, и рваться, Ну, так и лезет в драку с ним…»

Конечно, как вспоминали свидетели подобных прогулок слонов по Санкт-Петербургу, лаяла не одна только Моська. Со всего города сбегались на необычное событие множество собак. И все лаяли. И не для того, чтобы «лезть в драку» с южными гигантами, а — от страха.

Первые слоны появились в Петербурге в 1709 или 1710 году. Персидский шах прислал их в подарок Петру I.

На постоянное жительство

Во времена правления Анны Иоановны поблизости от того места, где сейчас расположен Михайловский замок, был сооружен Слоновый двор.

Сохранилась обширная переписка той поры, касающаяся доставки слонов в Санкт-Петербург и условий их содержания в городе. В октябре 1736 года вице-канцлер Остерман сообщал в Кабинет Анны Иоановны, что слон из Персии уже находится в России и что он «…августа 1-го числа отправлен рекою Волгою в судне до Саратова…»

Далее вице-канцлер писал: «На корм того слона отпущено из Астрахани с посланным в провожатых капитаном Афанасьем Дмитриевым всяких припасов на четыре месяца и сверх того на покупку оных в пути денег пятьсот Рублев…»

По записям известно, что в рацион слона входили: соль, сахар, мука, вино и водка, гвоздика, имбирь, корица, мускатные орехи и многое другое.

Государыня Анна Иоановна с нетерпением ожидала «гостя из Персии». В ноябре 1736 года она даже издала указ «О прилежном смотрении слона»: «…чтоб тот слон, как в корму, так и в протчем, во всяком довольстве и в прилежном всегда хранении и смотрении содержан был; також и место для него весьма удобное и покойное занято. И иное б топили со всякою осторожностью, дабы от угару и от сырости, и от чего другого какого, оному повреждения и болезни не приключилось…»

О том, насколько серьезно относились в столице Российской империи к этим гигантам из далеких стран, свидетельствует постоянное пребывание в Санкт-Петербурге с 1712 года персов-«слоновщиков», то есть дрессировщиков животных.

Осенью 1741 года в Северной столице было уже 14 слонов. Южные гиганты заметно повлияли на жизнь города. Для них была проложена мощеная дорога на водопой, отремонтирован и укреплен Аничков мост.

Аничков мост отремонтирован и укреплен так, чтобы могли пройти слоны