Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город
Шрифт:
В отличие от дореволюционных историков, советские учёные проявляли большой интерес к социальным и экономическим факторам в истории. Но лишь немногие из них, в частности Ю.Р. Клокман, П.Г. Рындзюнский и С.П. Луппов, много писали собственно о городах [20] . Другие советские историки занимались историей промышленности и торговли [21] . Трудовая беднота Петербурга получила свою долю внимания в нескольких значительных исследованиях, однако скорее в контексте классовых взаимоотношений и конфликтов, чем истории города [22] . В последующие годы новое поколение учёных предприняло исследования, больше похожие по методике и подходу на труды западных историков-урбанистов [23] . В 1950-е гг. и позднее появились многотомные коллективные истории Петербурга – Петрограда – Ленинграда, Москвы и других городов [24] . Они содержат в себе много ценного как для широкого читателя, так и для специалистов, но страдают от недостатка целостности картины. В случае Петербурга в коллективной работе также уделено недостаточно внимания ряду острых вопросов, таких как связь между столицей и остальной Россией или специфические проблемы логистики.
20
Клокман
21
Приведем лишь несколько примеров: Полянский Ф.Я. Городское ремесло и мануфактура в России XVIII в. М., 1960; Столпянский П.Н. Жизнь и быт петербургской фабрики…; Яцунский В.К. Роль Петербурга в промышленном развитии дореволюционной России // Вопросы истории. 1954. № 9. С. 95–103; Покшишевский В.В. Территориальное формирование промышленного комплекса Петербурга XVIII XIX вв. // Вопросы географии. 1950. № 20. С. 122–162.
22
См., например, первоклассное исследование Л.Н. Семеновой «Рабочие Петербурга в первой половине XVIII в.» (Л., 1974), а также статью: Сафонова А.В. Положение трудящихся Петербурга и их классовая борьба в 60–70-е гг. XVIII в. // Учёные зап. Вологодского гос. педагогического ин-та. 1954. № 14. С. 3–46.
23
См., например: Голикова Н.В. Очерки по истории городов России конца XVII – начала XVIII в. М., 1982, а также: Миронов Б.Н. Русский город в 1740–1860-е гг. Демографическое, социальное и экономическое развитие. Л., 1990. В 1978 г. началось издание ежегодника статей по истории города «Русский город».
24
Очерки истории Ленинграда / ред. М.П. Вяткин и др.: в 5 т. М.; Л., 1955–1958; История Москвы: в 6 т. 7 кн. М., 1952–1955.
Заслуживают особого упоминания три книги, вышедшие в свет в 1990-е гг. и посвящённые истории культуры Петербурга. Две из них претендуют на полноту охвата истории города под всеми тремя именами, которые ему присваивали [25] . Впрочем, С. Волков рассматривает XVIII столетие всего лишь как прелюдию к XIX в., когда Петербург достиг высшего культурного значения. М. Каган уделяет XVIII в. гораздо больше внимания и посвящает целую главу важности Санкт-Петербурга как произведения градостроительного искусства, причём не только говорит об архитектуре, но и формулирует концепции приспособляемости и «расширяющейся вселенной» города. Кроме того, М. Каган значительно больше занимается ролью культурных институтов, чем Волков. Автор третьей книги, Г.З. Каганов, исследует, как отражены не столько здания, улицы или география города, сколько его открытое пространство и перспектива в работе ряда художников и писателей, избравших Петербург своей темой.
25
Solomon Volkov. St. Petersburg: A Cultural History. Trans. A.W. Bouis. Glencoe, NY, 1995; Каган М. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 1996; Kaganov G.Z. Images of Space: St. Petersburg in the Visual and Verbal Arts. Transl. Sidney Monas. Stanford, CA, 1997.
В числе трудов североамериканских учёных в области истории урбанистики, изданных с середины 1970-х гг., есть несколько книг, полностью или частично посвящённых Санкт-Петербургу. Так, роль фабричных рабочих в жизни города середины XIX в. составляет суть исследования Р. Зелника и В. Боннелл, в то время как Дж. Х. Батер исследует изменения в системе землепользования в период быстрого развития индустриализации конца XIX в. Г. Розман, больше тяготеющий к изучению XVIII в., помещает Петербург, как и все другие российские города, в свою схематическую модель стадий урбанистического развития, которую он применяет также в сравнительном аспекте к Китаю и Японии. Дж. Конвиц видит в Петербурге пример портового города, отмечая его сходство и различие с другими городами Европы, созданными с той же целью. А Дж. М. Хиттл часто привлекает данные о Петербурге в качестве иллюстративного материала при исследовании темы русского «служилого города» в XVII–XVIII вв. [26] . Каждая из этих работ, анализируя какую-нибудь грань развития Санкт-Петербурга, указывает на необходимость более обстоятельного и подробного изучения решающих периодов в развитии города.
26
Zelnik R.E. Labor and Society in Tsarist Russia: The Factory Workers of St. Petersburg, 1855–1870. Stanford, CA, 1971; Bonnell V.E. Roots of Rebellion: Workers’ Politics and Organizations in St. Petersburg and Moscow, 1900–1914. Berkeley, 1983; Bater J.H. St. Petersburg: Industrialization and Change. Montreal, 1976; Rozman G. Urban Networks in Russia, 1750–1800, and Premodern Periodization. Princeton, 1976; Konvitz J.W. Cities and the Sea: Port City Planning in Early Modern Europe. Baltimore, 1978; Hittle J.M. The Service City: State and Townsmen in Russia, 1700–1800. Cambridge, MA, 1979. В статьях Г. Розмана и Дж. Хиттла в сб. «The City in Russian History / Hamm M.F., ed.» (Lexington, 1976) в сжатом виде излагаются положения их книг.
Трехсотлетие основания Петербурга в России отметили потоком публикаций, посвящённых истории города в целом или её отдельным аспектам [27] . Каждому району города была посвящена отдельная книга, как и всевозможным его объектам и институтам, от мостов до бань и от банков до пивоварен. Легенды и мифы Петербурга вызвали к жизни особую литературу [28] . В изобилии появились разнообразные путеводители. Были изданы, среди прочих, книги о петербургских финнах, шведах, немцах, британцах, голландцах. Нашла своего автора история гомосексуализма в городе [29] . Даже книги по краеведению, локальная
27
Самые значительные среди них, пожалуй, следующие: Анисимов Е.В. и др. Санкт-Петербург. 300 лет истории. СПб., 2003; Лурье Ф.М. Петербург 1703–1917: История и культура в таблицах: в 2 т. СПб., 2000.
28
Синдаловский Н.А. 1) История Санкт-Петербурга в преданиях и легендах. СПб., 1997; 2) Легенды и мифы Санкт-Петербурга. СПб., 1997.
29
Ротиков К.К. Другой Петербург. СПб., 1998.
30
Johnson E.D. How St. Petersburg Learned to Study Itself: The Russian Idea of Kraevedenie. University Park, 2006.
За пределами России эта годовщина привлекла меньше внимания, но в числе книг, ей посвящённых, следует упомянуть «Полуночное солнце» Брюса Линкольна [31] . Автор рассматривает XIX и XX вв. гораздо основательнее, чем XVIII-й, посвятив царствованию Екатерины II лишь несколько страниц, не основанных на фактах. Мысленному образу города посвящена увлекательная книга Дж. Баклер «Картографирование Санкт-Петербурга» [32] . При этом, как и Линкольн, Баклер располагает куда более обширным материалом для XIX и XX вв., чем для XVIII в.
31
Lincoln W.B. Sunlight at Midnight: St. Petersburg and the Rise of Modern Russia. NY, 2000.
32
Buckler J.A. Mapping St. Petersburg: Imperial Text and Cityshape. Princeton, 2005.
В настоящем исследовании используются не только опубликованные работы. Оно в значительной мере основано на неизданных материалах и документах, хранящихся в Российском государственном архиве древних актов в Москве и в Российском государственном историческом архиве в Петербурге, а также в других архивных собраниях. Эти источники дополняются современными им законодательными документами, газетами, журналами, мемуарами, описаниями путешествий и другими источниками, освещающими разные стороны городской жизни. Бесценными оказались отчеты иностранцев, так как они часто фиксировали такие черты и особенности города, которых не замечали русские просто потому, что слишком хорошо были с ними знакомы. Самыми значительными среди иностранных авторов следует признать Г.Ф. Шторха и И.Г. Георги, принадлежавших к XVIII столетию и имевших ряд ценных преимуществ: оба прожили по несколько лет в Петербурге, как учёные обладали развитыми способностями к наблюдению и, кроме того, располагали опытом знакомства с другими городами Европы. Многие из упомянутых материалов, архивных и опубликованных, впервые привлекаются нами к исследованию Санкт-Петербурга.
Из тех досадных затруднений, что могут преследовать историка, три возникли уже в начале исследования и не исчезли до конца. Первая – это вопрос терминологии. Россия XVIII столетия в большинстве отношений очень далека от мира XХI в. К тому же она сильно отличалась по своим социальной структуре, системе местного управления, экономической жизни от тогдашних обществ Западной Европы, о которых мы знаем больше всего. Термины и понятия, которые историки привыкли применять в отношении Франции, Германии или Англии, лишь с трудом можно подогнать к русскому контексту, и то с большой опасностью неправильного понимания и неверного истолкования. В качестве примеров можно привести хотя бы слова «town» или «city». Русский эквивалент – термин «город» – имел ограниченное правовое применение; он распространялся не на всякий населенный пункт больше определенного размера, да и вообще не обязательно означал сколько-нибудь крупный населенный центр. Подобным же образом английские слова «merchant», «factory», «peasant» (и это лишь несколько примеров) несут в себе некоторые оттенки смысла, которые не содержатся в их русских соответствиях, но зато и не передают всего их значения по-русски. Невозможность выразить точное значение в переводе на английский в полной мере относится к таким терминам, как «посадские»: английский его эквивалент – «suburbanites» – настолько непригоден, что лучше оставить его по-русски – «posad people».
Неточности или неуверенности в вопросах терминологии не убавляет и то обстоятельство, что русские власти дали правовое определение некоторых социальных и экономических категорий, которые не находили узнаваемых соответствий в реальной жизни. Так, – если привести лишь несколько примеров, – существовали люди, именовавшиеся купцами, которые никогда ничего не покупали и не продавали; были крестьяне, которые годами не показывались в деревне; существовало множество постановлений, запрещавших крестьянам заниматься операциями на денежном рынке, но они тем не менее продолжали этим заниматься. Все эти терминологические проблемы было необходимо решать, и я старался разрешить каждую так, как казалось самым подходящим в конкретном контексте.
Вторая постоянная проблема – неравномерное распределение материала по истории города. От замысла написать всеобъемлющий очерк истории Санкт-Петербурга последней трети XVIII в. вскоре пришлось отказаться, так как выяснилось, что существуют важные аспекты жизни города, о которых известно мало, а в ряде случаев и едва ли возможно узнать больше. Несомненно, проще было бы создать более скромную монографию о хорошо документированных этапах развития города, но это значило бы уклониться от необходимости составить настолько полную картину истории города, насколько это возможно в настоящее время. О некоторых сферах городской жизни можно было бы сказать гораздо больше, чем предлагается здесь. В рассмотрении же других её областей можно было двигаться вперед, лишь опираясь на предположения. Я стремился хотя бы затронуть те стороны и проблемы жизни города, которые представляются мне важными, и коснуться тех перемен, что произошли в них на протяжении екатерининского царствования.
Третья трудность имеет отношение к использованию статистических данных XVIII в. Имеешь ли дело с населением города, с количеством товаров, ему поставляемых, с объёмами импорта и экспорта, с численностью и величиной экономических предприятий или с уровнем заработной платы и цен – всюду встречаешь не согласующиеся друг с другом, противоречивые наборы цифр. Уже в XVIII в. некоторые из этих статистических данных вызывали столько вопросов, что возникали серьёзные сомнения в их надёжности. Например, цифры по импорту и экспорту показывают только те товары, которые проходили через таможню, однако, по донесениям, большой размах имела контрабанда; она настолько отягощала собой импорт, что переворачивала с ног на голову положительный баланс законно проводившейся торговли. Но если цифры столь чудовищно неточны в целом ряде случаев, то можно ли им доверять вообще? И если на их точность полагаться нельзя, то какой смысл или какое основание ими пользоваться?