Петербургская повесть
Шрифт:
По ночам его мучили кошмары. Гнусные свиные рыла окружали плотным кольцом, теснили в угол, хрипели с подвизгом: «Поджигатель… Ничего святого… Глупая фарса… Нет такого города…» Маленькие злые свинячьи глазки горели красным огнем…
Решение уехать за границу пришло внезапно, как после неудачи с «Ганцем Кюхельгартеном». И, как только решил, — взбодрился несколько, приказал себе выкинуть из головы «Ревизора», думать только об отъезде.
Погодин и Щепкин звали его в Москву. Пушкин писал из Москвы жене: «Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который ради Христа просит его приехать в Москву прочесть Ревизора. Без него актерам не спеться. Он говорит, комедия будет
Но Гоголь уже принял решение и не стал его менять. В Москву он не поедет. Пусть делают с «Ревизором» что вздумается. Да что он в конце концов — каторжник, прикованный к галере?!
Он и от друзей скрывал всю горечь обиды, всю силу потрясения. Говорил, что едет за границу отдохнуть, поразвлечься, поправить свое здоровье и в тишине, уединении обдумать хорошенько будущие труды. Только через год, в письме к Погодину, у него вырвется признание:
«О, когда я вспомню наших судий, меценатов, ученых умников, благородное наше аристократство… Сердце мое содрогается при одной мысли. Должны быть сильные причины, когда они меня заставили решиться на то, на что я бы не хотел решиться. Или ты думаешь, мне ничего, что мои друзья, что вы отделены от меня горами? Или я не люблю нашей неизмеримой, нашей родной русской земли?»
Его заставили уехать. Он вынужден был уехать. Не мог больше. Задыхался.
После раздачи неотложных долгов из денег, полученных за «Ревизора», второе издание «Вечеров», статьи и повести в «Современнике», у Гоголя осталось две тысячи рублей, с которыми надеялся продержаться до октября. А там Смирдин обещал еще тысячу. Дальше. Слишком далеко предпочитал он не заглядывать.
Ехать договорился вместе с Данилевским. Якима и Матрену отправил в Васильевку. Свою библиотеку перевез к Прокоповичу. Распрощался с сестрами, наказав им не скучать.
Шестого июня Гоголь сел на пароход и поплыл в Гамбург. Лето располагал провести на водах в Баден-Бадене, август на Рейне, осень в Швейцарии, зиму в Риме или в Неаполе.
Провожал его Вяземский. Снабдил рекомендательными письмами, обнял, расцеловал.
В чемодане путешественника лежали начатые «Мертвые души».
Марта двадцать пятого числа случилось в Петербурге необыкновенное происшествие — цирюльник Иван Яковлевич, получив от своей супруги свежевыпеченный хлеб, обнаружил в нем… нос.
В то же самое утро майор Ковалев, проснувшись в своей квартире на Садовой улице, приказал подать небольшое зеркало, чтобы рассмотреть вскочивший намедни прыщик, и увидел, что у него… исчез нос.
Как и следовало ожидать, обстоятельство это весьма обеспокоило майора Ковалева, ибо человеку его звания иметь между щек гладкое место было до крайности неприлично по целому ряду наиважнейших причин.
Нос… Да разве можно без носа?! И кому? — Майору Ковалеву!
Нимало не мешкая, злополучный майор принял все меры для разыскания досадной пропажи. Обратился и в полицию. И вездесущая полиция, в лице квартального надзирателя благородной наружности, сумела-таки перехватить и вернуть Ковалеву задержанного беглеца. Для водворения на место.
Уезжая из Петербурга, Гоголь оставил Пушкину рукопись своей повести «Нос». Пушкин напечатал ее в третьей книжке «Современника». Повесть кончалась так: «Вот какая история случилась в северной столице
Июля одиннадцатого числа, через три месяца после того, как в Александрийском театре впервые была показана комедия Гоголя, случилось в Петербурге еще одно необыкновенное происшествие. Публика, пришедшая в Александринский театр на очередное представление «Ревизора», не без изумления обнаружила, что помимо комедии Гоголя будет показано еще продолжение ее (так именовалось оно в афише) — «Настоящий ревизор».
В «Настоящем ревизоре» действовали те же лица, что и просто в «Ревизоре». Но появилось новое — недавно приехавший скромный молодой чиновник по фамилии Проводов. Он-то, как выяснялось в конце, и оказался настоящим ревизором, присланным в сей город от высшего начальства для пресечения злоупотреблений. Настоящий ревизор раскрывает все плутни чиновников во главе с городничим, всем воздает по заслугам и даже предлагает руку и сердце обманутой Хлестаковым Марии Антоновне. Порок наказан, добродетель торжествует.
«Настоящий ревизор» шел без фамилии автора. Но публика сразу смекнула, что к Гоголю эта бездарная поделка не имеет отношения.
И она не ошиблась, Гоголь здесь был ни при чем. Высокопоставленные майоры Ковалевы испугались за свою репутацию и заказали некоему князю Цицианову срочно сочинить «Настоящего ревизора», чтобы ослабить действие комедии Гоголя. Они пытались принять меры и водворить на место сбежавший нос…
Гоголь в это время был уже далеко от Петербурга.
«НЕУЖЕЛИ Я ЕДУ В РОССИЮ?»
Тридцатого октября 1839 года, минуя Московскую заставу — полосатую будку и инвалида на деревяшке, поднимающего шлагбаум, — въехал в Петербург небольшой дилижанс и покатил по направлению к Владимирской улице. Не доезжая до Владимирской, дилижанс остановился, и из него выпрыгнул молодой человек с дорожным мешком в руке. Он распрощался с другими пассажирами и скрылся в темноте осеннего вечера. Это был Гоголь, который ненадолго вернулся в Россию, куда его призывали семейные дела. Анна и Лиза кончили Патриотический институт. Предстояло взять их оттуда и позаботиться об устройстве их дальнейшей судьбы.
Гоголь сначала побывал в Москве, а затем вместе с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым, его дочерью и сыном поехал в Петербург.
На первых порах остановился он у Плетнева на Обуховском проспекте, но вскоре переселился к Жуковскому в Зимний дворец. Плетнев был семейный, а Жуковский холост, и его обширные апартаменты позволяли без ущерба для хозяина принимать гостей.