Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии
Шрифт:
Сщмч. Юрий (Новицкий)
Но иллюзия возможности спокойно решать трудные вопросы с властью большевиков рассыпалась уже через несколько дней. Вмешалась Москва. Петроградская комиссия помощи голодающим при Петросовете была полностью заменена, и, когда в нее пришли уполномоченные митрополита для уточнения каких-то деталей, их встретили уже совершенно новые люди, новая обстановка и иная позиция по вопросу изъятия
Теперь мы знаем, что эта провокация планировалась на самом верху. После событий в Шуе 19 марта 1922 года Ленин отправил письмо с грифом «Строго секретно» Молотову. «Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей… Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок».
Еще на майском пленуме ЦК РПК(б) 1921 года было принято постановление по докладу Емельяна Ярославского: «Задача всей этой работы заключается в том, чтобы на место религиозного мировоззрения поставить стройную коммунистическую научную систему». Началось широкое гонение на Церковь.
Естественно, что согласие между Церковью и «Помголом» в этой ситуации было совсем не нужно. Наоборот, задача «Помгола» заключалась в том, чтобы вызвать конфликт с духовенством. Эта тактика была разработана начальником 6-го отделения ОГПУ Евгением Тучковым и Петром Красиковым, начальником 5-го, так называемого ликвидационного отдела Наркомата юстиции, занимавшегося церковными делами.
Тучков и Красиков использовали и еще одну козырную карту. 24 марта в «Красной газете» появилось очень резкое «Письмо двенадцати», в котором петроградское духовенство обвинялось в контрреволюционных настроениях и желании оттянуть сдачу ценностей.
Арестовали 87 человек: архимандриты, настоятели крупнейших петроградских соборов, священники, профессора богословия и церковного права, просто миряне. Был арестован и Ю.П. Новицкий.
Заседания Петроградского губернского Ревтрибунала по военному отделению проходили с 10 июня по 5 июля 1922 года. Всем обвиняемым ставилось в вину их участие в преступной контрреволюционной организации. Этой самой «преступной» организацией было официально зарегистрированное, легально существовавшее «Общество православных приходов г. Петрограда и его губернии».
Две недели продолжался только допрос подсудимых. Их обвиняли в том, что в период исполнения Декрета от 23.01.1922 г. об изъятии церковных ценностей они организовали преступную контрреволюционную группу, поставившую себе целью борьбу с советской властью. Для этого они созывали общие собрания членов правления «Общества православных приходов» и других лиц, заслушивали сообщения митрополита Вениамина (Казанского), составляли и выпускали послания по вопросу изъятия церковных ценностей, всячески противодействовали исполнению декрета. Следствием этих посланий объявили массовые волнения среди населения Петрограда и губернии. Кстати, даже в приговоре упоминается всего о 12 эксцессах – это при том, что в Петрограде было свыше 300 церквей. Ни одно из этих «волнений» не сопровождалось обычными для них убийствами или тяжкими увечьями. Среди обвинений звучало: распространение воззваний митрополита, подстрекательство толпы к неповиновению властям, распространение ложных сведений о назначении ценностей и т. п.
В своей речи на процессе П. Красиков, приехавший специально из Москвы выступить в качестве главного обвинителя, обращаясь к судьям, сказал: «Вы не учились в университете, в трех
О каком «революционном законе» шла речь? У Юрия Петровича сомнения развеялись очень скоро, он понял свою обреченность. Вот его последняя записка, переправленная из тюрьмы матери: «Дорогая мама. Прими известие с твердостью. Я знаю давно приговор. Что делать? Целую тебя горячо и крепко. Мужайся. Помни об Оксане (дочь Юрия Петровича. – Б. А.) Целую крепко. Твой Юра».
Во время процесса духовенство и миряне держали себя спокойно, с большим достоинством. Большую часть своего последнего слова главный обвиняемый митрополит Вениамин посвятил защите людей, несправедливо обвиненных вместе с ним. «Слава Тебе, Господи Боже, за все!» – сказал он в заключение, широко перекрестившись, – и это были его последние слова.
Обладая хорошей памятью, профессор Новицкий доказывал, что деятельность правления вращалась исключительно вокруг вопросов чисто церковных и приходского быта. Известно также, что на процессе Ю.П. Новицкий пытался взять на себя часть вины, вменяемой его другу – настоятелю Казанского собора, ректору богословского института Николаю Кирилловичу Чукову (впоследствии митрополиту Ленинградскому Григорию). В конце своей речи Юрий Петрович подчеркнул, что в приписываемых ему деяниях совершенно невиновен. «Если в этом деле нужна жертва, я готов встретить смерть без ропота. Прошу пощадить остальных».
В 9 часов вечера 5 июля 1922 года председатель трибунала Н.И. Яковенко огласил приговор из 59 фамилий. 10 человек были присуждены к расстрелу, остальные – к тюремному заключению на разные сроки и принудительным работам. Незначительная часть подсудимых, случайных лиц с улицы – оправдана.
Потянулись томительные дни смертников. Организаторы судилища всеми силами стремились притянуть этот процесс к судебному процессу эсеров, который состоялся в Москве с 8 июня по 7 августа 1922 года, но это им не удалось. Тогда в «Московских известиях» появился пасквиль П. Красикова, утверждавший, что о помиловании первых четырех приговоренных не может быть и речи. Он же сообщил, что последним шести осужденным расстрел заменен долгосрочным тюремным заключением.
Ю.П. Новицкого расстреляли на Ржевском полигоне вместе с митрополитом Вениамином, архимандритом Сергием и И.М. Ковшаровым.
Мчн. Иоанн (Ковшаров)
(† 1922), память 13 августа
Петербургский адвокат Иван Михайлович Ковшаров родился в Одессе в 1878 году в мещанской семье и до революции был связан с Церковью не только как прихожанин. Он служил юрисконсультом Александро-Невской лавры. Много было собственности у церковных организаций, хорошо оплачивались и адвокаты, которые помогали решать конфликты, возникавшие вокруг этой собственности.
После большевистского переворота все конфликты закончились: собственность у Церкви отобрали. Миллионы людей, считавшихся церковными, оказались атеистами. Ковшаров же весной 1918 года стал в Петроградской епархии «комиссаром по епархиальным делам» – название должности, очевидно, должно было создавать у комиссаров советских благорасположение к «звучащему по-свойски».
Ковшаров входил в правление Общества объединенных петроградских православных приходов, а это правление на суде объявили бандой, которая пыталась организовать сопротивление властям, изымавшим драгоценности у Церкви.