Петербургский рубеж
Шрифт:
Если они решатся напасть на корабль, на котором находится наследник российского престола, то, как говорят мои новые друзья, «у них сорвало башню и отъехала крыша», что означает крайнюю степень безумия на государственном уровне.
Тогда вы сможете дать знать Ники, что мы на грани войны, или, возможно, уже за этой гранью. Вот теперь действительно всё!
Пока Михаил говорил, стояла гробовая тишина. Потом контр-адмирал Ларионов и полковник Бережной молча кивнули, а побледневшая Ольга чмокнула его в щеку. По-моему, Мишкин даже засмущался, но что сделано, то сделано.
На выходе из адмиральского салона меня взял под
29 (16) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
А утром после завтрака к нам заявилась пропащая душа — жандармский ротмистр Познанский. Пришел он не просто так и не потому, что соскучился по своим новым знакомым. Михаил Игнатьевич принес нам весточку от своего самого большого начальника — министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве. Еще во времена нашего путешествия с приключениями мы ориентировали Познанского на розыск беглого ссыльнопоселенца Иосифа Джугашвили. Это именно он, обогнав нас на неделю-полторы, через Иркутск отправился в Батуми, где и объявился в начале февраля. Мы подсказали господам жандармам, где его искать, и те сработали на этот раз на отлично — задержали Сосо, о чем и сообщили в Санкт-Петербург.
Теперь его надо этапировать с берегов теплого Черного моря в зимнюю Северную Пальмиру. Обычным порядком нам это делать не хотелось. Было жаль времени, да и в типичной кавказской неразберихе его опять могли потерять. Ведь было же в прошлом такое, что по одним спискам он числился уже отправленным в сибирскую ссылку, а на самом деле Коба сидел в кутаисской тюрьме, где о нем совсем забыли. Дело кончилось тем, что его взяли да и объявили в розыск как побегушника. Потом, правда, разобрались и отправили в ссылку в Иркутскую губернию, откуда он почти сразу же удрал.
Мы посовещались с Познанским и Ниной Викторовной, и решили, что лучше будет, если за Сталиным поедет спецгруппа. Начальником группы назначим майора Османова, его помощником — старшего лейтенанта Бесоева, ну, и двух-трех наших бойцов в придачу в качестве силового сопровождения. И вообще это менее всего должно походить на обычное этапирование. Наш клиент имеет хорошую кавказскую память и никогда не забудет ни добро, ни зло. Не хотел бы я быть тем человеком, на кого Коба затаил бы обиду… А поэтому тщательнее всё надо делать, тщательнее. От Отдельного корпуса жандармов с нашими орлами в Батум отправится господин ротмистр. Тем более что он и сам, по его словам, не прочь поближе познакомиться с будущим «красным монархом».
Нина Викторовна по телефону созвонилась с фон Плеве и получила от него добро на эту операцию. Познанский отправился на Фонтанку в МВД, откуда привез
Познанский взял на себя обязанность организовать спецвагон для путешествия на юг (он всё же как-никак был железнодорожным жандармом), ну а я с Ниной Викторовной тщательнейшим образом проинструктировал Мехмеда Ибрагимовича и Николая Арсеньевича.
Ведь мы посылали их не ради того, чтобы они с ветерком прокатились до Батума. Эта поездка нужна была, чтобы, сопровождая Сосо, Бесоев и Османов попытались установить с ним контакт, вызвать интерес и показать, что с ним едут не обычные жандармы, для которых арестованный просто политический преступник, а люди необычные, знающие столько, сколько ни один сотрудник охранки знать не может в принципе.
И еще. Будущий товарищ Сталин должен почувствовать доброжелательность, исходящую от наших людей. Особенно от Бесоева. Ведь он осетин, а Джугашвили — фамилия по происхождению осетинская. Во всяком случае, в наше время представители рода Джугоевых заявляли это вполне определенно. Да и по менталитету своему Османов и Бесоев были людьми восточными. Конечно, они давно уже обрусели, но в них всё же осталось кое-что от их южных предков.
Сборы были недолгими. К установленному сроку к воротам дворца великого князя Александра Михайловича подъехало трое саней в сопровождении пяти конных жандармов. Наши путешественники попрощались с нами и, усевшись в сани, тронулись на встречу с товарищем Сталиным.
29 (16) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ.
СПЕЦВАГОН НИКОЛАЕВСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.
Старший лейтенант Николай Арсеньевич Бесоев.
Он сказал: «Поехали!» — он взмахнул рукой…
Он — это наш Дед, Васильич, Тамбовцев который. А поехали мы в сторону моего родного дома — Кавказа. Конечно, Батум не Малгобек, но всё же находится чуток ближе, чем Питер. Правда, я уже и забыл, когда последний раз дома был.
Наш жандарм раздобыл нам классный вагон — как в прямом, так и в переносном смысле. Такие вагоны изготовляли в Америке на заводах братьев Пульман. Их эксплуатировали на всех важнейших пассажирских маршрутах. Ехать в таких вагонах было одно удовольствие. Тем более что сейчас у нас не было настоящей работы. Спи сколько влезет, ешь от пуза и по возможности не теряй бдительности. Ну, и естественно, разговаривай. А разговаривать нам было о чем.
Михаил Игнатьевич рассказал, чем он занимался без нас. Да, ему не позавидуешь! Для начала ротмистра заставили писать наиподробнейший отчет о нашем путешествии. Причем сразу в двух экземплярах — один для Плеве, другой для генерала Ширинкина. И если министра интересовала чисто формальная сторона дела, то начальник Дворцовой полиции оказался более дотошным. Он хотел узнать о наших взаимоотношениях, привычках, вкусах, причем каждого в отдельности. В общем, пытался создать наши психологические портреты. Умен, генерал, ох умен!