Петербургский рыцарь
Шрифт:
Камышовая тросточка, которую сжимал в руке Голубой Дракон, со свистом рассекла воздух.
— Разве я воспитывал из вас болтливых и трусливых индюков? Мне плевать на этих проклятых иезуитов, которые повсюду суют свой грязный нос. Конечно, они отправятся жаловаться императору, а тот, как известно, проявляет к ним непростительную слабость…
Сам того не подозревая, Голубой Дракон отзывался об иезуитах так же, как отец дю Бокаж о доминиканцах.
— Доставить сюда этого ротозея и дать ему двадцать ударов плетью по пяткам, чтобы в следующий раз не дал сбросить себя с коня.
Слуга склонился до
— Кто эта женщина? — продолжал расспрашивать Голубой Дракон.
— Варварская принцесса с мусульманского Запада.
— А! Какая-нибудь турчанка… прекрасно, слушай мои приказания. Когда она приведет себя в порядок, доставь ее сюда. И прикажи подать ужин. А потом пусть никто не смеет меня беспокоить. Ясно?
— Твои приказания будут исполнены самым наиточнейшим образом, великий генерал, исполненный тысячелетней мудрости, — отвечал слуга и, пятясь задом и беспрестанно кланяясь, удалился.
Голубой Дракон вздохнул и растянулся на кушетке; он предавался мечтам о восхитительной красавице, столь внезапно раздувшей в его сердце настоящий пожар. Всегда холодный и недоступный, он был уверен, что сердце его давно превратилось в камень и уже никогда не станет биться из-за какой-то женщины. Его гарем был наполнен самыми прекрасными наложницами из всех провинций, которых император посылал ему в залог своего дружеского расположения, однако сейчас он совершенно забыл о них. Стоило ему только подумать о неведомой красавице, как по телу его пробегала томительная дрожь. Он не успел толком рассмотреть эту женщину, но одно то, что она была свободна и недоступна, делало ее особенно желанной. В нем с новой силой проснулся западный варвар, его привычки и пристрастия, которые, как он считал, давно умерли в его душе. Его охватил извечный инстинкт охотника. Молчаливые слуги зажгли круглые бумажные фонарики и ароматические палочки, сервировали роскошный ужин и, словно призраки, растаяли в темноте.
Голубой Дракон забыл о времени. Внезапно он вздрогнул; внутреннее чутье подсказывало ему, что рядом появился кто-то чужой.
— Тсс… тс… господин Голубой Дракон, прошу вас, оставайтесь там, где сидите, не двигайтесь и не поднимайте шума, — произнес таинственный незнакомец, чудом проникший в сад. Усевшись напротив генерала, он направил на него два пистолета. Розовые пятнышки света, отбрасываемые бумажными фонариками, плясали по лицу неизвестного. Голубой Дракон прищурился, пытаясь разглядеть черты лица дерзкого возмутителя спокойствия, но тот упорно уклонялся от света. Благодаря удачно выбранной позиции, нападающий, оставаясь в тени, мог сколько угодно изучать лицо Голубого Дракона, сидевшего под самым фонарем.
— Кто ты, безумец? Разве ты не знаешь, что осмелился поднять руку на генерала, которому покровительствует сам Сын Неба? К тому же ты без разрешения проник в Запретный город. За такое святотатство ты погибнешь в страшных муках.
В ответ раздался саркастический смех.
— В ожидании страшных пыток, от которых у меня заранее леденеет кровь, я попрошу вас, генерал, сидеть смирно и не пытаться звать на помощь, иначе мне придется исполнить свою печальную обязанность и послать вам пулю в лоб.
— Шум выстрела разбудит гарнизон, и тебя схватят.
— Возможно, но вы умрете раньше. Так что, господин Голубой Дракон, полагаю,
По холодному насмешливому тону говорившего Голубой Дракон понял, что противник его не шутит и в случае необходимости без колебаний выстрелит.
Генерал принялся лихорадочно размышлять. Если он имеет дело с безумцем, то слуги, которые скоро должны были привести сюда юную мусульманку, сумеют схватить его и обезоружить. С другой стороны, ничто ни в костюме, ни в речах его противника не указывало на безумие; хотя он свободно говорил по-китайски, его выговор подсказал Голубому Дракону, что он имеет дело с европейцем. Впрочем, разве слуга не доложил ему, что в паланкине, где ехала восточная красавица, сидели варвары? Ослепленный красотой юной принцессы Голубой Дракон тогда их просто не заметил.
— О! К чему столь долгие переговоры, если вы пришли, чтобы что-нибудь украсть… прошу вас, сударь, приступайте, только предупреждаю, вам не удастся далеко уйти, — продолжил Голубой Дракон, неожиданно для себя переходя на французский.
— Вы правы, генерал, — на том же языке ответил ему незнакомец, — мы действительно пришли, чтобы забрать то, что вы столь низменным образом похитили. К сожалению, мне приходится называть вещи своими именами, хотя не скрою, мне приятно встретить соотечественника…
Голубой Дракон вздрогнул: перед ним был не вор и не безумец.
— Тогда чего же вы ждете? Вы же пришли убить меня, — надменно произнес Голубой Дракон.
— Нет… генерал, мы не убийцы. Мой брат с несколькими друзьями сейчас освобождает свою невесту. Вам остается только пожелать, чтобы его похищение удалось, ибо тогда он придет за мной сюда… Да-да, нам известны ваши привычки и вкусы. Затем мы крепко свяжем вас, а когда вас найдут, мы будем уже далеко. Так что сами видите, все не так уж страшно. Разумеется, вы понимаете, что если дело пойдет не столь гладко, то я убью вас без всякого сожаления и, признаюсь, генерал, даже не без некоторого удовольствия.
Голубой Дракон облегченно вздохнул, поняв, что речь идет всего лишь о любовной интрижке. Он даже решил задобрить противника:
— Вам следовало бы сразу все мне рассказать, сударь, я бы приказал и вашему брату вернули бы его невесту, похищенную у него по неведению.
— Ах, генерал, вот воистину похвальное и достойное намерение, даже если оно и не идет от чистого сердца… — рассмеялся человек с пистолетами.
Казалось, он тоже начал находить, что время тянется слишком долго. Не переставая целиться в Голубого Дракона из обоих пистолетов, он встал и, вытянувшись во весь свой высокий рост, принялся вглядываться в лабиринт темных аллей. На несколько мгновений лицо его оказалось в круге света.
Голубой Дракон содрогнулся и жадно впился в него глазами, затем дрожащей рукой отер пот с внезапно побледневшего лица, словно отгоняя нахлынувшие на него страшные воспоминания.
— Нет… нет, это невозможно… он… умер… — прошептал он.
В лабиринте раздались торопливые шаги.
— Пушки и пороховницы, они наступают нам на пятки, — послышался за кустами звучный голос.
Человек с пистолетами улыбнулся, обнажив ряд ослепительных зубов, и шагнул к маленькому мостику, отделявшему лабиринт от беседки.