Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
Городовой послушно повернулся и чуть ли не строевым шагом последовал к отведённому ему месту.
Василий Михайлович повертел в руке жёлтую цепочку, с первого взгляда казавшуюся золотой, но при внимательном рассмотрении всегда оказывалась медной, покрытым тончайшим слоем благородного металла.
Штабс—капитану хотелось узнать о духовной хозяина трактира, но иной возможности, как это узнать от Марии, он не видел. Присяжный поверенный, а, значит, и контора, в которой написан документ, неизвестны,
Мария встретила с насторожённостью в глазах, которые припухлостью и красным цветом выдавали, что ночью её подушка стала мокрой.
– Мария, – сказал Василий Михайлович после того, как поздоровался и снял шапку, – вы не знаете, где находится духовное завещание Дорофея Дермидонтыча?
– К сожалению, не знаю.
– Может быть, вы знали присяжного, к которому обращался господин Ильешов?
– И в этом я вам не помощница, – устало произнесло Мария.
– Кто же наследник?
– У Дорофея не осталось родных, поэтому он говорил, что все записал на меня.
– Но документ? Наверное, хранились ценные бумаги в одном месте. Вы не могли бы посмотреть?
– Подождите, – и женщина вышла из гостиной. Вернулась почти сразу, неся в руках резную шкатулку орехового дерева, размером с большую книгу. Но она оказалась запертой.
– А ключ? – поднял взгляд Орлов на Марию.
Она сняла с шеи цепочку, на которой висел небольшой золотой ключ.
– Вы позволите?
– Я не могу вам препятствовать.
В шкатулке среди бумаг духовного завещания не было.
– Где оно могло бы быть?
– Мне это не ведомо.
Василий Михайлович уходил из трактира с тяжёлым чувством, тем более расспрашиваемые половые из малолетней прислуги, наученные кем—то, говорили почти слово в слово одно и то же – ничего не видели и ничего не слышали.
С чего начинать, штабс—капитан пока не знал. Хотя не совсем верно, он нуждался в помощниках. Стоило в отделении составить список присяжных поверенных и начинать с их адресов, чтобы охватить за день, как можно больше адресов.
В отделении Василий Михайлович изложил Путилину соображения по поводу духовной и попросил помощников, на что Иван Дмитриевич хитро посмотрел и после небольшого молчания произнёс:
– Василий Михалыч, я готов вам выделить помощников, но после одной проверки.
– Какой? – ответил с готовностью Орлов.
– Вы забываете, что духовное завещание господина Ильешова мог удостоверить своей подписью священник и, не думаю, что Дорофей Дормидонтыч ездил на другой конец города исповедоваться и молиться.
– Но тогда завещание должно было находиться в шкатулке с бумагами?
– Не совсем
– Значит, он не доверял в трактире кому—то, а если ключ имела Мария…
– Не стройте умозаключений, Василий Михайлович, пока не сподобитесь собрать в одной шкатулке факты.
– Вы опять правы.
И на самом деле Путилин оказался прав. Дорофей Дормидонтыч был дружен с отцом Иосифом из Церкви Преображения Господня, что стоит на Большой Спасской улице.
Об этом рассказала Мария, ведь она и сама хаживала на службы в эту церковь, где причащалась.
Отец Иосиф таких же лет, что и убиенный Ильешов, о насильственной смерти хозяина трактира не знал, каким обстоятельством был крайне удивлён и смахнул слезы, показавшиеся из уголков глаз.
– Бедный Дорофей, – отец Иосиф осенил себя троекратным крестным знамением, – вот так строит человек планы. Радуется жизни и в один миг теряет всякую надежду на продолжение свершения угодных Господу дел! – покачал головой и ещё раз добавил, – бедный Дорофей! Значит, насильственно.
– Злодейской рукой, – штабс—капитан тоже перекрестился, – скажите, вы не подписывали духовной Дорофея Дормидонтыча?
– Да, как же я о ней позабыл. Он её, самолично, начертал в моем присутствии, и я удостоверил её своей подписью.
– Кто ещё присутствовал при этом?
– Доктор Мазуркевич и его помощник Николай.
– Не припомните, когда это было?
– Как не припомню, сразу после Пасхи, почти три года тому.
– Где может быть духовная?
– Как где? С того времени хранится у меня.
– Могу ли я, с вашего позволения, ее прочесть?
– Если поможет в поисках преступника, то, пожалуйста.
Духовная, составленная простыми словами, гласила, что все накопленное и заработанное, в том числе и трактир, господин Ильешов завещает Марии Фёдоровне Ильешовой без каких—либо оговорок.
«Занятно, – подумал штабс—капитан, – прошло почти три года».
– Кто ещё знал о духовной?
– Да, кроме нас четверых, Царство Небесное Дорофею, да успокоится его душа. – Сказал отец Иосиф и дополнил, – теперь уж троих.
После того, как Василий Андреевич прочитал последнюю волю убитого Дорофея Дормидонтыча, в самом деле, изложенную кратко, словно два с половиной года тому он готовился к нежданной смерти. Слово в слово Орлов записал содержание духовной в книжку, носимую для таких целей.
– Что ж, – произнёс отец Иосиф, – если такова воля невинно загубленного Дорофея, надо передать документ Марии Фёдоровне.
Отец Иосиф взялся передать женщине именно в этот горестный час, дорогой он рассказал о том, каким был Дорофей.