Петербургский сыск. 1874 – 1883

Москвин Игорь Владимирович

– Значит, Владимир, – кивнул с пониманием Жуков, – ты, наверное, учишься?

– Да, я – воспитанник десятого класса Шестой гимназии.

– Это та, что у Чернышова моста?

– Да.

– Где ты проживаешь?

– Пятая рота Измайловского полка, в доме господина Введенского.

– Там видимо, и батюшка служит?

– Именно так, он псаломщик при лейб—гвардии Измайловском полке, – в голосе слышалась скрытая издевка, не иначе, пришло в голову сыскному агенту, сын стесняется отца.

– А в этих краях,

как ты оказался?

– Так брат, почитай, третий день домой не приходит, вот батюшке. – лицо юноши перекосилось, – кто—то и сказал, что Василия видели на станции Лигово.

– Часто брат вот так исчезал?

– В первый раз.

– Как ты думаешь, тому есть причина?

– Васька, – засопел Владимир, но потом всхлипнул и отёр обшлагом гимназической куртки нос, – так он, – и умолк, исподлобья смотрел то на пристава, то на молодого щёголя, что задавал вопросы.

– Владимир, – Жуков двумя руками держал трость, – ты своими словами хуже брату не сделаешь, а вот поймать злодеев, что над ним такое учинили, вполне можешь, тем более, – сыскной агент подошёл ближе к юноше и говорил тихим спокойным голосом, – что никто ни присутствующих не заинтересован твоим словам давать огласку, – обернулся к Козьме Ивановичу, – верно я говорю, господин пристав?

– Совершенно с вами согласен, – открыл рот, чтобы ещё что—то добавить, но Миша отвернулся.

– Говори.

– Васька ж старше меня… – и, спохватившись, добавил, – был, вот он в этом году из гимназии ушёл по случаю ее окончания. Решил, что теперь ему всё дозволено, уйдёт от нас жить, поступит на службу.

– Понятно, а с кем он праздновал сие событие?

– Мне говаривал, что с Лексеем Воскресенским.

– С Воскресенским? Они учились вместе?

– Да.

– И кто таков этот Лексей Воскресенский?

Владимир пожал плечами.

– Откуда, где проживает, кто отец с матерью?

– Ах это, – снова вытер рукавом нос, —Лексей – сын нашего протоерея.

– Измайловского?

– Да.

– Его ты сегодня видел?

– Так от него и узнали.

Иван Дмитриевич сделал попытку подняться с места, но не сумел, в правую ногу, словно раскалённый штырь вонзили. Опустился в кресло, не выказывая на лице недовольства, а главное боли.

– Значит, у тебя появилась первая робкая зацепка?

– Появилась, но в то же время меня и озадачила.

– Каким образом?

– То, что трупы были раздеты, наводило на мысль, что убиты с целью грабежа, а вот далее…

Путилинский помощник должным образом занёс интересующие его сведения в маленькую книжечку чёрной кожи с потёртыми углами.

– Более не смеем тебя задерживать.

– А Васька? – Глаза под тёмными бровями смотрели испуганно.

– Что Васька? – Не понял пристав.

– Как же с ним?

– Ах

это, – почти отмахнулся Вышинский.

– Нет, Владимир, сперва врач осмотрит… твоего брата, напишет соответствующий отчёт, а уж после этого батюшка сможет получить тело в городском анатомическом театре, да, Козьма Иванович?

– Да, да, – пристав обрадовался, что тела увезут в столицу и не надо больше с ними возиться.

– А я? – Удивлённый взгляд Владимира скользил то по Вышинскому, то по путилинскому помощнику.

– Можешь ехать домой, я сегодня, а может завтра заеду. Когда батюшка бывает дома?

– Перед обедом.

– Хорошо, передай ему, что помощник начальника сыскной полиции Жуков намерен с ним встретиться.

– Передам.

– И где тот, кто опознал первым?

– Извольте минутку подождать, – приложил к козырьку фуражки ладонь полицейский и, придерживая левой рукой саблю, чтобы не била по ногам, побежал за вторым невольным свидетелем. Им оказался высокий сутуловатый человек с красным обветренным лицом и выгоревшими бровями.

– Да, ваше благородие, меня зовут Игнатий Горностаев, бывший унтер—офицер двадцатого пехотного полка армии Его Императорского Величества.

– Давно уволенный со службы?

– Почитай, – Горностаев вздрогнул, словно произнёс что—то непотребное, – извиняюсь, ваше благородие, шашнадцатый годок пошёл.

– Как здесь оказался?

– Так я, ваше благородие, живу недалече, а тут слух прошёлся, что убитых нашли. Вот любопытство и взяло верх, хотя, вот крест, – и он себя осенил крестным знамением, – никогда любопытством не страдал, а тут чёрт попутал, не иначе душа Николая, – он снова перекрестился, – ко мне воззвала.

– Значит, – начал было Жуков, на миг запнулся и продолжил, – и вы опознали в убиенном своего крестника?

– Так точно, в толпе говорили о молодых людях, ну я и упросил, – он кинул украдкой взгляд на полицейского, – хоть краем глаза взглянуть на мёртвых, не иначе, – он перекрестился, – сердце учуяло.

– Как говорится, пути господни неисповедимы, – подыграл унтер—офицеру сыскной агент.

– Верно сказано.

– Скажите, каким был ваш крестник?

– Николай?

– Да, он.

– Не хотел бы я иметь такого сына, день или два тому этот негодяй забрал деньги у матери и отправился в Красное село пьянствовать с сотоварищи, такими же беспутными, как и он сам.

– Вы можете назвать их имена?

– Ивашка Сумороков, сукин сын, ФеоктистПотатуев, служащий где—то стрелочником, ну и другие, но их не знаю, только видел как—то.

– Сразу такая удача, – Иван Дмитриевич под столом массировал правую ногу, хотел скривится от боли, но держался из последних сил, – опознаны в первый день убиенные, и сотоварищи стали известны, везение тебе, Миша.