Петля времени (Сборник)
Шрифт:
Посреди бугристого откоса вади лениво грелась под утренними лучами пятнистая змея.
Неожиданная тень скользнула по ней, заслонив на мгновение солнце. Это было ей непонятно: она не ощущала перед этим ничьего приближения, а хищная птица сумела бы не бросить своей тени.
Змея блестящей пружиной сверкнула на солнце и исчезла в черной расщелине.
Над сухим руслом протарахтел небольшой спортивный самолет.
Cдвинув солнечные очки на лоб, покрытый крупными каплями пота, пилот напряженно вглядывался в безнадежно неровную поверхность, проплывающую внизу. Там холмы стояли своими подножьями
Пилот дернул ворот рубашки.
Снова попытался наладить радиосвязь, но в наушниках по-прежнему раздавался только треск помех и эхо далеких разрядов. Он безуспешно вращал верньеры и переключал каналы связи. Навигационные приборы не брали пеленг ни одного из маяков, и самолет продолжал свой слепой полет над монотонной поверхностью пустыни.
Пилота спортивного самолета звали Алон.
Еще в предутренней тьме этого дня он вылетел в сторону южного побережья.
Там он должен был встретиться с приятелями, чтобы провести несколько долгожданных дней отпуска. Но он уже давно не бросал нетерпеливых взглядов на часы. Теперь его внимание было приковано лишь к навигационным приборам и указателю топлива.
Алон потерял счет времени с того момента, как обрушились на аппаратуру эти помехи, и спятившие приборы стали показывать что-то невразумительное, а радиосвязь была утрачена напрочь.
И все это время — вначале в предрассветных сумерках, и позже в свете раскаляющегося дня — он вел самолет наугад, почти полностью утратив ориентиры. Теперь он не был даже уверен, не пересек ли в какой-то момент границу, которая незримо вилась по пустыне, взбегая иногда на вершины.
Алон не знал, что в те же часы чуть ли не все компасы и радиоприборы на планете посходили с ума. Редкая по силе магнитная буря разыгралась в результате вонзившегося в ионосферу сильнейшего потока космического излучения.
Последний раз подобное случилось настолько давно, что будь у приборов память всей технической цивилизации, они бы не смогли вспомнить подобного.
Это произошло три тысячи лет назад. А тогда на такие катаклизмы реагировали только приборы живые. И сама планета. Так же, впрочем, как и в этот раз...
Перед Алоном была беспомощная и бесполезная аппаратура. И только одно он мог определить совершенно точно: горючее в баках на исходе. Даже если антенны возьмут, наконец, какой-то из наземных маяков, — это теперь ничего не изменит. Спасение сейчас могло придти только в виде площадки, пригодной для посадки.
Под крылом стелилось все то же бесконечное измятое покрывало пустыни.
Холмы, каменные завалы, пересохшие русла...
И солнце. Палящее, слепящее бликами на стеклах колпака, выжигающее все, что не укрыто...
Алон с надеждой вглядывался в темнеющую впереди горную гряду. Там, в изломах складок, был хоть какой-то шанс спрятаться от солнца, найти растительность, а может быть, и воду!
Если только удастся посадить самолет!.. И не разбиться...
Hо какая-то неосознанная тревога не покидала его с того самого момента, как он разглядел эту гряду на горизонте.
В средней части горной цепи можно было разглядеть погруженную в тень каменистую долину.
Тревога, усиливающаяся по мере приближения, постепенно перешла в непреодолимый, панический страх, который, казалось, парализовал все его существо. Механически Алон совершал какие-то необходимые действия, но он был уже не в состоянии воспринимать ничего вокруг, кроме затмевающей сознание жути, охватившей его при виде таких обычных с виду холмов да скрытой в тени низины.
Мотор простуженно чихнул. Раз, другой.
Эти знаки физической опасности на время вывели Алона из затмения. Он судорожно сжимал штурвал и, словно на автопилоте, вел самолет к сравнительно ровной площадке в километре отсюда.
Только бы дотянуть! Это было сейчас единственной надеждой.Уже не на спасение самолета. Просто на спасение!..
Мотор чихнул последний раз, и наступила тишина. Самолет, казалось, просел в воздухе.
Алон перевел управление на режим планирования. Кончиками пальцев, кожей он чувствовал теперь восходящие потоки жаркого воздуха, и словно парящая в воздухе птица, стремился использовать их...
В наступившей тишине слышалось поскрипывание обшивки самолета, еле уловимая дрожь тросов управления, тихий свист рассекаемого воздуха.
Сильный рывок вперед.
Ремни впились в тело... Бросок влево, потом снова вперед...
"Как мышь в футбольном мяче", — подумал Алон, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в штурвал и пытаясь отвернуть от валунов, несущихся под колеса.
Убийственная болтанка, рывки во все стороны...
Расколотая глыба стремительно надвинулась, уходя под левое крыло. Он в безнадежном отчаянии попытался избежать столкновения.
Раздался треск сокрушаемого металла и разлетающегося под крылом шасси...
Очнувшись, Алон обнаружил себя висящим на ремнях в накрененной кабине покореженного самолета.
Голова раскалывалась от боли. Ныли растянутые мышцы.
Прямо перед глазами он увидел свою руку с содранной на предплечье кожей.
Она в неестественном положении была прижата к груди сдвинувшимся с места контейнером.
Алон попытался осторожно повернуть голову, пошевелить пальцами. Потом согнул и разогнул свободную руку, подвигал ногами. Кости, кажется, были целы.
Сколько времени прошло с момента приземления, Алон определить не мог.
Часы на приборной панели были разбиты, а наручные сорваны все тем же контейнером. По высоте солнца можно было понять, что прошло несколько часов.
Горячий сухой воздух поступал через разбитое стекло кабины. Это сейчас было на руку, потому что открыть покореженный колпак было бы невозможно.
Нестерпимо хотелось пить...
И тревога! С первого же момента, как только он очнулся, — все та же гнетущая тревога. Желание бежать, идти, ползти как можно дальше от этого места. От темнеющих в сотнях метров отсюда каменных уступов с их спасительной тенью...