Петля времени
Шрифт:
Опер Мартонов (или Артов?) пошел вперед, а меня, опять же мягко, но так, что и не посопротивляешься, извлекли из микроавтобуса и направили следом. И направляли так, что сразу стало ясно - у сопровождающих большой опыт в таких делах.
Холл, поворот, несколько шагов по коридору и дверь в кабинет. Меня ввели внутрь.
Это был не кабинет. Кабинетище. Я даже и не мог предположить, что в этих неказистых хоромах может быть такая роскошь.
Стол для совещаний буквой 'Т', как любят все большие начальники, куча телефонов на пристольной тумбе,
Мне указали на свободный стул около торцевого стола, рядом с руководящим креслом, дождались когда я сяду и сделали шаг назад.
В руководящем кресле сидел представительный мужик лет пятидесяти. Тот кивнул моей охране? конвою? сопровождающим? и когда она вышла, стал смотреть на меня, ничего не говоря. И взгляд был такой... как смотрят на жука, которого насадили на булавку, а теперь думают - в какую коробочку поместить. А приведших меня оперов сменили двое, которые расселись на свои места так, как будто этот кабинет был им очень хорошо знаком.
Мужик за столом, так и не представившись, продолжил смотреть на меня, оценивая и размышляя, что со мной делать? И в его глазах, я читал вопрос, который он не мог решить - убить сразу или достать ножи и начать потихоньку сдирать кожу, чтобы клиент сам вспомнил нужное и начал рассказывать.
Но, с другой стороны... Есть такой психологический момент: начавший разговор, всегда в проигрыше. И вынужден непроизвольно - открыться. А молчащий, может оценить его манеру говорить и выстроить систему защиты. Психологической, конечно.
Вот и посмотрим: кто кого!
А потом мне стало смешно. И я улыбнулся.
Прессуют как матерого уголовника. Ну-ну. Посмотрим, что вы сможете мне, как это там... а, инкриминировать. Вот!
Через минуты три, мужик проговорил:
– Вот значит как. Ну, хорошо...
Снова немного помолчав, заговорил:
– Я начальник отдела дознания ФСБ России, полковник Сердюков, Александр Иванович. Роман Сергеевич, вы доставлены сюда для того, чтобы дать пояснения по вашей работе в институте. И чтобы не терять времени, мне бы хотелось, чтобы вы максимально подробно рассказали нам о своей работе за последние два года. И ответили на возможные вопросы.
Я перевел взгляд на руки следака. Тот крутил ручку, самую обычную шариковую ручку, и ждал ответа.
– Вы, может быть, не в курсе, но специфика моей работы в нашем институте... накладывает на меня некоторые обязательства. И, без разрешения первого отдела, знакомить посторонних (специально уколол этого сноба) с подробностями моей работы, не имею права.
Полковник открыл папку, которая лежала у него на столе, извлек оттуда листок и положил его передо мной.
– Вот официальное согласие Вашего руководства на раскрытие сведений по работам, в которых Вы принимали участие.
Прочитал листок, отпечатанный на бланке нашего института, и обратил внимания на дату. Три дня назад.
Подготовились, значит.
А сам документ был достаточно банален. В нем
Правда была и хитрая оговорка: в части меня касающейся.
Подпись директора и начальника службы безопасности, в ведении которого и был первый отдел.
– Хорошая бумага, - положил на стол, перед полковником, - Даже на бланке. Только вот я никаких указаний не получал. И этот документ нужен вам и руководству института. А мне будет достаточно указания начальника первого отдела.
Полковник усмехнулся. Повернулся к селектору, нажал кнопку и бросил:
– Пригласите.
Открылась дверь, и вошел институтский начальник первого отдел.
– Николай Матвеевич, вот ваш сотрудник выражает сомнение в подлинности полученного нами от вас документа и хочет лично удостовериться, что ваше руководство дало разрешение на открытие информации.
На меня укоризненно посмотрел вошедший. Я знал его. Это действительно был наш начальник первого отдела.
– Роман! Не валяй дурака. Мы дали согласие на твой опрос. И документ настоящий.
– Угу. А потом, без такой бумажки, вы меня со свету сживете: зачем рассказывал, да зачем показывал. Нет, уж увольте.
Следак посмотрел на меня и спросил:
– Затруднения сняты? Спасибо, Николай Матвеевич.
Солидно. На мой непроизвольный фортель, заранее готовое решение. И думаю, что меня теперь не отпустят. Будут 'доить' до последнего. И могли уже предварительно с кем-то поговорить и кое-что узнать.
– На Вашем опросе будут присутствовать два наших сотрудника.
– Ваше право. Хоть пятьдесят. Но вопросы только по тематике моей работы.
Следак опять ухмыльнулся. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится.
– Это, - указал он на одного из присутствующих (седенького дедка, затрапезной внешности), - профессор Преображенский, Михаил Наумович. Это, - рука показала на моложавого господина, в котором угадывался младший брат полковника (в смысле занимаемой должности), - капитан Ермолаев, Николай Георгиевич. Он будет вести Ваше дело.
О, как! Уже дело шьют!
Классика.
Ну что ж. Придется играть в эти игры.
И вдруг до меня дошло, что было написано в бумаге: раскрытие сведений по работам, в которых я принимал участие. Бумага официальная, а значит и работы, по которым могут опрашивать, тоже должны быть официальные. А всё что делалось в инициативном порядке, никого касаться не должно. По крайней мере, доказать, что я в них участвовал, у них не получится.
Или я слишком оптимистичен?
В этой конторе официальные работы никого интересовать не должны. В том смысле, чтобы выпытывать подробности проведенных исследований у лиц, их проводящих. По ним и так можно получить любую информацию. Официальным порядком. И для этого не нужно никого дополнительно опрашивать. Ведь опрашивают тогда, когда возникают нестыковки в этих самых работах... или результатах.