Петля
Шрифт:
И вот мы едем с Гришей в дежурной машине по вечерней, залитой огнями Москве. Путь наш далекий, в сторону Южного порта и еще дальше.
За это время Гриша успевает мне кое-что рассказать о Федоре Мухине. В местном отделении милиции его, оказывается, хорошо знают. Это отпетая личность. У него уже есть судимость за кражу, и он около трех лет отбывал наказание в колонии. Прописали его снова в Москве, только поверив его клятвенным заверениям, устным и письменным, что он не только сам ничем больше не нарушит общественный порядок, но и бывшим своим дружкам не позволит это делать. Не последнее значение имело и то
Однако с Мухиным все получилось неудачно. Вернулся он домой года два назад. На фабрику, где раньше, до ареста, работал слесарем, он поступить не пожелал. Стал перебиваться случайными заработками, пьянствовать, появились и соответствующие дружки. От благих его намерений и клятв остались только корявые заявления в отделении милиции, где на него давно уже махнули рукой, как на помощника в борьбе с преступностью, и старались только уследить, чтобы он сам не совершил какого-либо преступления. Дважды за это время он все же отбывал административные наказания за пьяные скандалы и драки, первый раз семь суток, второй — пятнадцать. Силой Мухина бог не обидел, здоровяк он отменный, к тому же задира и наглец, а когда напьется, то, говорят, такая в нем лютая злость просыпается, что страшно к нему подойти — убьет. Семья от него стонет и плачет. А слушается он, оказывается, только мать, в пьяном виде даже больше, чем в трезвом. Мать — старуха молчаливая, злющая и твердая как кремень. Жена уж сколько раз от Мухина собиралась уходить, но старуха не отпускает, и та ей подчиняется.
Вот какие интересные подробности сообщает мне Гриша, пока наша машина несется по знакомым, а потом уже и мало или совсем незнакомым улицам, то ярко освещенным, людным, широким, а то и пустынным, полутемным, кривым и узким.
Улицы становятся все темнее и пустыннее. Мы забираемся в какой-то совсем далекий и удивительно старый район. Кругом лишь одноэтажные или двухэтажные домики, длинные темные заборы каких-то складов и фабричонок. Кое-где улицы вовсе не асфальтированы, и машину кидает на булыжных ухабах.
Водитель сбрасывает газ, и мы еле ползем, всматриваясь в названия улиц на перекрестках и в номера домов. Прохожих не видно, и спросить дорогу не у кого.
Изрядно проплутав по кривым темным улочкам, мы наконец обнаруживаем нужный нам проезд. В нем всего-то два дома, а по другой стороне тянется длинный, местами покосившийся забор. Один из двух домов тот, который нам нужен. Вернее, номер тот, а под этим номером, оказывается, числится целых пять или шесть «строений».
К счастью, здесь нам попадаются двое прохожих, и после осторожных, не вызывающих подозрений и любопытства расспросов, ибо эти люди сами живут где-то поблизости и могут знать Мухина, мы выясняем кое-какие детали местной топографии и некоторые имена. Мухин в разговоре, естественно, даже не упоминается.
Затем мы стучим в один из домиков и после такого же осторожного разговора выясняем, что нам нужно «строение № 3». Этот ушедший в землю домишко расположен
Машину мы вынуждены отпустить, и у нас такое ощущение, что вместе с ней обрывается последняя связь с внешним миром.
Но идти прямо в это «строение» и спрашивать Федьку тоже нельзя. Сперва следует хоть бегло осмотреть этот огромный темный двор. Мало ли что может произойти, и предварительное изучение «места действия» стало у нас законом.
Мы медленно обходим двор, приглядываемся, прислушиваемся, запоминаем. Двор хотя и большой, но совсем не просторный, и так и эдак расположились в нем большие и малые сараи и сарайчики, то и дело образуя темные закоулки и тупики. Да и сами «строения» разбросаны по двору без всякого порядка. Одно из них оказывается двухэтажным, каменным, а остальные деревянные, в один этаж. Из некоторых окон струятся в темный двор золотистые полоски света и слышатся голоса. К каждому домику прилепились еще какие-то пристройки, крылечки с навесом.
Вскоре мы устанавливаем, что двор имеет несколько выходов на соседние улицы и в окружающие дворы.
Теперь, пожалуй, настало время направиться и к «строению № 3», где живет Федор Мухин. Знакомство с местной топографией можно считать законченным. Ноги у нас уже отсырели от шлепанья в темноте по глубокой грязи и мокрому снегу, и сами мы изрядно продрогли.
В этот момент из-за какого-то сарая появляется невысокая, темная фигура в расстегнутом пальто и ушанке набекрень. Судя по пружинистым, быстрым движениям, человек весьма молод. Об этом можно судить и по задиристому, нагловатому тону, каким он нас окликает:
— Эй, парни! Чего тут вынюхиваете, гады?
— Чего лаешься? — отвечает Гриша миролюбиво. — По-человечески не умеешь?
— Ха! Культурный какой, — презрительно усмехается парень. — Кого, спрашиваю, ищете?
— Да Федька нужен…
— Это который?
— А у вас их тут сколько?
— Хватает. Вот я, к примеру, тоже Федька.
— Ты? Мелковат ты для Федьки, — смеется Гриша. — Нам бы побольше нужен.
— Ах, побольше… — загадочно произносит парень. — Есть у нас такой.
— Не знаешь, часом, где он? — в свою очередь спрашивает Гриша. — Дело у нас к нему. К Федьке Мухину, конечно.
Я молча стою за спиной у Гриши и безуспешно стараюсь разглядеть встретившегося нам парня. В первый момент он чуть выставился под косой луч света из недалекого окна, но тут же поспешно отступил в тень. Подозрительно это. Учуял что-то опасное в нас? Боится, что его узнают?
— Ну да. К Мухину, — повторяет парень. — Понятно. Только его дома нет. Гулять ушел. Сам видел.
Врет он нахально и почти в открытую.
— Вот те раз, — досадливо говорит Гриша. — Крах фирмы. Где ж он может быть, не знаешь?
— А какое у вас дело-то? — любопытствует парень.
Гриша небрежно машет рукой:
— Железнодорожное дело. Погрузка-разгрузка.
— А-а… — Парень с минуту медлит, что-то про себя соображая, потом добродушно сообщает: — У Полины он сейчас, кажись. Гуляет там.
— И отпускает его жинка-то?
— Ха! А чего она сделает? — Парень решительно запахивает пальто и поправляет шапку на голове. — Вот так, мужики. Топайте до Полины. Она во-он в том доме живет, — он указывает на один из дальних домиков во дворе. — А я побег. Замерз тут с вами.