Петля

Гоуинг Ник

— Товарищи, леди и джентльмены. Продолжайте наслаждаться вашим ужином. От Игоря Андреевича зависит, вернемся мы сюда или нет. Уверен, с вашей помощью мы легко уговорим владельца сотрудничать. Прав ли я, коллеги?

Никто не отозвался. Гангстеры, жулики и «ночные бабочки» пребывали в полном молчании. Барсук сошел со сцены, взведя курок пистолета и подняв ствол на уровень плеча. Подбитые железными пластинами военные башмаки угрожающе громыхали по паркету. Он остановился, обернулся, чтобы насладиться впечатлением от своей силы: полсотни толстосумов сидели застыв от страха.

— Ты прекрасно смотришься в этом освещении, —

крикнул бандит Игорю Андреевичу, стоявшему на эстраде под софитами, сверкающими яркими цветами радуги. Барсук замолчал и начал пристально всматриваться в лица, остановив взгляд на том, кого искал.

Барсук направил пистолет в дальний угол между опустевшей сценой и окном.

— Поляков! — проревел он, прежде чем повернуться на каблуках, и, чеканя шаг, направился к выходу.

Это был всего лишь сигнал для двух здоровенных афганцев, стоявших рядом с полковником. Они сделали шаг вперед, взяли Полякова под руки и потащили между столиками так, что его ноги волочились по полу. Наташа вскочила, чтобы вмешаться, но тяжелая рука третьего грубо толкнула ее на прежнее место. Тут не помогли бы даже многие годы тренировок в КГБ, Наташа не переставала дрожать от ужаса и возмущения. А Поляков больными ногами грохотал по ступенькам лестницы, когда его спускали до нижнего этажа. Наташа через окно слышала, как тронулась первая машина, затем вторая и другие.

Ресторанные посетители не двигались, объятые страхом, опасаясь еще какого-нибудь подвоха. Может быть, Барсук оставил нескольких бойцов, чтобы прикрыть свой отъезд? Гангстеры знали, что может произойти. Тактика у Барсука была та же, к какой они сами прибегали почти каждый день.

Рискнул медленно подняться со стула один из кавказцев. Его друзья тоже встали. Затем какой-то таджик, затем грузин. Упал стул. Официант грохнул на пол стопку тарелок.

Но ни один бандит не появился. Напряженность спала. Барсук с бандой исчезли. На сцене все еще стоял пораженный страхом владелец. Напуганный до смерти, он никак не мог понять, почему Барсук не взорвал его ресторан.

Мысли Наташи обратились к Марченко. Это он велел ей привести Полякова в «Баку», пожелал ей хорошо отдохнуть и не тревожиться о затратах. Марченко обманул ее. Хотя ужин оплатил заранее, о чем ей шепнул официант, принеся вместо скудного заказа дорогие блюда. В денежных делах Марченко отличался щепетильностью.

Глава 18

Придя в сознание, Поляков обнаружил, что находится в машине, мчащейся на полной скорости. Вспомнился перелет из Узбекистана в Москву, когда он лежал на носилках около слитков золота. Но на этот раз Поляков Олег Иванович валялся лицом вниз с повязкой на глазах, со связанными за спиной руками, уткнувшись во что-то воняющее медициной и сухой кровью, предположительно в больничные простыни.

Машину трясло и качало, подвеска на ухабах скрипела. Шофер, как определил Поляков, изворачивался всеми способами, чтобы пробраться сквозь уличные пробки. Он задыхался и, когда закашлялся, получил удар прикладом по почкам.

— «Скорая» четыре-десять, «скорая» четыре-десять…

Мужской голос хрипел из радиодинамика. Он звучал так, будто шел из жестянки, запрятанной где-то под щитком приборов.

— Несчастный случай на Тверской, скорая четыре-десять, несчастный случай на Тверской…

Поляков ждал, что голос

произнесет «дом двадцать четыре» или «ресторан Баку». Вместо этого последовала тишина. Неизвестно, что произошло после того, как его выволокли из ресторана, бросили в машину и вышибли сознание ударом тяжелого пистолета.

Второй такой же удар заставил Полякова вновь уткнуться во что-то головой. Резкое движение сдвинуло повязку на глазах, и он углядел три пары армейских башмаков и приклады автоматов между ними. Затем сквозь драные занавески и изморозь, осевшую на окнах заднего стекла, он различил всполохи голубого света на фасадах. «Скорая» свернула опять в сторону, затем круто обогнула угол. Только твердая рука невидимого ему боевика не дала Полякову скатиться с носилок. Наконец шофер нажал на тормоза, и машина резко остановилась.

Поляков лежал недвижимо. Его тошнило, и этим обстоятельством он был обеспокоен больше, чем мыслями о побеге. Он слышал, как открыли заднюю дверцу. Машину качнуло, когда из нее кто-то выпрыгнул.

— Накрой его простыней. — Распоряжение поступило от стоящего внизу, и можно было понять, что они находятся в каком-то дворе. Один из боевиков в ответ грубо перевернул Полякова на спину. Затем закрыл туловище пленника вонючей окровавленной простыней, будто подобранной с пола в скотобойне.

Поляков почувствовал, как закачались носилки, когда их подхватили и понесли в здание. Одна за другой громко захлопали двери.

Из-под простыни Полякову был виден рассеянный свет ярких ламп. Затем в нос ударил запах формальдегида. Это сразу напомнило кошмары военного госпиталя в Кабуле и Эль-Сальвадоре, где он производил опознание изрешеченных пулями коллег по КГБ. Он вспомнил еще, как мумифицировали и закладывали в пластиковые мешки покойников для отправки в Иркутск, или в Томск, или в Волгоград. Коллеги по КГБ и армейцы прозвали их «черными тюльпанами».

Поляков почувствовал, что носилки повернулись на триста шестьдесят градусов. Ноги коснулись гладкой поверхности. Он слышал, как двое кряхтели от напряжения по сторонам носилок. Затем Полякова скатили с брезента, будто он был мешком с картошкой. Он застыл в неудобной позе на чем-то жестком и холодном, похожем на мрамор.

Грязная простыня больше не покрывала его. Но повязка на глазах оставалась. Ему казалось, будто он находится в пустом открытом помещении. Он ничего не видел, только слышал, как капает из крана вода. Отсчитал минуту. Еще, еще… Уже пять. Поляков чувствовал себя уязвленным и беззащитным, мысли возвращались к событиям, произошедшим час назад. Псих, назвавший себя Барсуком, хорошо знал, за кем охотится. Он следил за Поляковым с того самого момента, как пробил пулей потолок, а сам возник на подиуме.

Щелчок пальцами нарушил тишину, и он слышал, как бандюги тихонько отошли. Затем зашарили по полу башмаки — кто-то приближался к Полякову. Шаги стихли совсем рядом, с левой стороны, у самого уха. Сердце Полякова учащенно билось, его толчки отдавались в гортани, даже в пересохшем рту. Он ждал, что неведомо чьи руки сейчас схватят его за горло. Или же всадят пулю в голову. Но лезвие полоснуло по веревкам, связывавшим его руки, и с его глаз стянули повязку.

— Ты, кажется, так ничего и не понял. — Поляков узнал голос. — У меня не было другого выхода, только силой я мог заставить тебя действовать в соответствии с моими желаниями.