Петля
Шрифт:
Каким-то чудом он домашней туфлей нащупал маленький выступ на верхнем краю прикрепленной к вагону доски с названием поезда. Удерживаясь левой рукой за оконную раму, правой он поместил «драгунова» на край окна и держал его нацеленным на разбитую дверь купе. Он выжидал. Он видел тела двух узбеков, валяющихся в коридоре, и считал, что у него есть приличный шанс разделаться с оставшимися. Но был не очень надежный шанс уцелеть самому. Эта схватка оказалась проверкой воли и уменья. Проверкой высшей подготовки в стрельбе и находчивости, обретенных в ходе службы в КГБ. Но он чувствовал, как с каждой секундой тепло уходит из тела. А с ним
Он услышал грохот за несколько мгновений до того, как увидел первые огни приближающегося треугольника локомотивных фар. В мозгу как бы щелкнуло: есть всего десять секунд, не больше. Либо он должен прыгнуть на замасленный ледяной балласт железнодорожного пути, либо забраться в купе, и тогда узбеки «Калашниковыми» разнесут его в клочья.
Рельсы на соседнем пути начали дрожать. Замерзшие мозги пытались что-то придумать и как-то прореагировать за эти доли минуты, но мускулы были парализованы. Поляков закрыл глаза и положился на волю случая и собственную интуицию. Он отцепился от оконной рамы, сделал все возможное, чтобы удержать «драгунова», оттолкнулся от вагона и упал, как учили, на спину.
Маленькие льдинки хрустнули под его телом, в то время как рядом проревели турбины электролокомотива. До пояса обнаженный, Поляков заорал, в кожу впились острые камни балласта и ледяных осколков.
Экспресс громыхал мимо, сорвав зарядный магазин с «драгунова» и выбив оружие из рук. Вагон над Поляковым качнуло, он услышал узбекские «АК-47», поливающие свинцом то, что осталось от его купе. Он взглянул наверх, на сверкающую ленту оконных огней встречного поезда, несущегося со скоростью сто двадцать километров в час. На фоне чернильного неба он видел, как летят трассирующие пули между двумя составами. Испуганные вопли рвались в воздухе. Вместе с пулями пассажиров московского экспресса безжалостно косили разбитые оконные стекла.
Поляков слышал скрежет колес: машинист пытался тормозить. Один за другим громыхнули три взрыва, пули узбеков могли пробить газовые резервуары поезда или же кипятильников, работавших на каменном угле. Визг тормозов и крики перепуганных пассажиров все еще слышались в черной зимней ночи, пока не прекратились сами собой. Оставалось недолго до полной остановки, и ужасающие вопли тонули в шуме налетевшего ветра.
Поляков отчетливо сознавал, что если немедленно предпримет меры по собственной защите, то может спастись, даже полуголый на морозе и ветру. Он лег на землю и по-пластунски пополз к ступенькам в конце вагона. Он двигался в клубах теплого пара, окутавшего колеса, затем остановился. Вверху над ним рыдала в тамбуре женщина, похоже, «его» проводница. Послышался звук открываемой двери, последовал единственный выстрел из пистолета, тяжелый шлепок упавшего тела, и наступила тишина.
Невидимая рука выронила что-то, оказавшееся автоматом «АК-47», видимо, он принадлежал мертвому узбеку, тому, что свалился на полотно. Две пары узбекских башмаков ступили на землю у вагона, за ними башмаки меньшего размера. Откуда-то сверху над Поляковым послышался особый окрик и отчетливый охотничий свист, который используют горные пастухи в Центральной Азии. В нескольких сотнях метров впереди раздалась ответная слабая трель. Сквозь оси четырех передних вагонов Поляков увидел яркий свет красного сигнала. Как бы в ответ на условный узбекский звуковой сигнал он сменился зеленым. Рядом с ухом Полякова разжались
Свет заднего сигнального фонаря растаял в ночном мраке, когда поезд набрал скорость. Поляков поднялся на колени. Каждая секунда приближала его к гипотермии и неизбежной смерти. Он должен был двигаться. Не обращая внимания на боль в ногах, в груди, спине, он направился туда же, куда ушли узбеки. Он спотыкался, падал, но ухитрился не закричать, когда наткнулся на что-то металлическое, что-то полированное или окрашенное. Легко было определить, что это автомат «АК-47»; его магазин был заполнен патронами.
Эта находка придала ему силы. Он, сколько мог, ускорил шаг. Вскоре ветер донес до него отчетливый гортанный говор людей, споривших и кричавших. Судя по всему, они не могли понять причины сорвавшегося нападения.
Внезапно двое мужчин и мальчик попали в свет фар явно поджидавшего их автомобиля. Поляков отчетливо видел эту группу метрах в двадцати от себя. Полковник припал на одно колено, привел в готовность автомат и крикнул:
— Не двигаться! Пусть мальчишка отойдет.
Узбеки замерли.
— Мальчишку — в сторону!
Высокий отпустил руку мальчика, отодвинул его на несколько сантиметров.
— Оттолкни его еще дальше, — кричал Поляков, и узбек послушался.
— Повернитесь лицом ко мне.
Они не двинулись.
Полякова трясло. Холод сковывал каждую частичку обнаженного тела. Он попытался еще раз:
— Повернитесь!
И снова узбеки не повиновались.
Терпение Полякова истощилось. Он нажал пальцем спуск. Не больше двух секунд продолжалась очередь. Он видел, как двое боевиков и мальчик распластались, и на мгновение вспомнил расстрел в сибирском ГУЛАГе…
Поляков повернул назад. Он нарушил свой основной принцип — никогда не стрелять людям в спину. Он испытывал презрение к себе, но у него уже не осталось сил и желания заботиться о сохранении моральных принципов в такой момент, — даже удержаться от бессмысленного, в сущности, убийства мальчишки.
Без предупреждения раздалась длинная автоматная очередь. Поляков отскочил, но не мог сперва сообразить, откуда стреляют. Он снова лег голым животом на снег и пополз прочь со всей возможной скоростью вдоль железнодорожных рельсов. Когда-то этой тактике его учили в школе КГБ по арктической тренировке, но ему редко доводилось применять ее на деле. Снова полоснула очередь — метрах в тридцати, теперь видно было, что стреляли из машины. Олег Иванович видел «ГАЗ» и мужскую фигуру за рулевым колесом, освещенную изнутри отсветом от приборной доски, автомат торчал из бокового окошка.
Шофер был прекрасной мишенью. Поляков перевел «АК-47» на одиночные выстрелы, поднял ствол и выстрелил. Водитель уткнулся в руль и почти сразу вывалился из дверцы джипа.
Напрягши последние силы, Поляков дотащился до машины. Он начал стягивать армейскую камуфлированную куртку с узбека, снял с него ватные штаны, сапоги… Он обрел одежду, убежище, немного тепла и две пары колес. Но все, что он взял с собой для выполнения миссий в Узбекистане — «драгунов», оборудование и снаряжение, пачки крупных купюр, запрятанных в сапоги, и другое имущество, — ничего этого у него не осталось.