Петр 2 альтернативный
Шрифт:
Пока же я расположился на лавке у придорожного трактира вместе с офицерами и Ваней Долгоруким, не позволившим себе пропустить такое веселье, как поход в Петергоф. Рассказывали анекдоты, рассматривали путников и коляски, идущие и едущие в город и из него. Слухи о вчерашнем переводе Меншикова и других руководителей военной коллегии в крепость наверняка уже распространились, но при мне никто не подавал вида, что это кого-то беспокоит.
Я же размышлял о том, не сильно ли доверился Ушакову. Историкам будущего был известен некий документ, так называемое 'письмо Румянцева', с описанием смерти моего отца. В письме перечисляются конкретные исполнители тайной казни царевича Алексея Петровича - сам Румянцев, Толстой, Бутурлин и Ушаков. Впрочем, существовало мнение, что эта запись - позднейшая подделка. Я же, получив доступ к документам следствия над опальным сыном Петра I не нашел подтверждения причастности Ушакова к гибели моего
– Когда Петр Алексеевич доверил мне руководить нашими войсками в Персии - первое, что мне пришлось сделать, это взять Баку. По опыту предыдущего года решил отказаться от использования конницы, привязанной к берегу и большой массы войск, которую сложно прокормить. Отплыли с четырьмя полками из Астрахани, через пару недель вышли на рейд Баку. Полки Астафьева и Безобразова совершили высадку, поставили рогатки и с помощью пары орудий отбили вылазку горожан. Корабли же начали бомбардировку городских стен. Сначала подавили батареи персов, а потом за четыре дня сделали пролом и подожгли город. Готовились уже начать ложную атаку с берега и высадку к пролому оставшихся на кораблях войск, но помешала морская буря. Атака задержалась, горожане заделали брешь. Тогда я через одного торговца арбузами послал в город письмо. В этот раз разум у персов возобладал, и они выкинули белый флаг.
– Славная победа, Михаил Афанасьевич.
Генерал с признательностью наклонил голову.
– Благодарю, Ваше императорское величество! За эту победу твой дед наградил меня чином генерал-лейтенанта.
Устроив дела в Баку, Матюшкин через полгода перебрался в Решт, за год до этого занятый войсками бригадира Шипова с помощью похожей морской высадки. Как и в Баку, в Реште формальным поводом для аннексии послужило соглашение с послом шаха, подписанное в Петербурге. По этому договору Россия предоставляла Тахмаспу военную помощь против афганцев, но получала Дагестан, Баку, все западное и южное побережье Каспийского моря. В итоге Тахмасп договор не признал, посол же, опасаясь расправы, попросил убежища в Астрахани. В Реште Шипов укрепил большой караван-сарай, где разместились русские батальоны. Позже эту военную базу в центре провинции Гилян возглавил генерал Левашов. Местные вельможи требовали от генерала удалиться, он отнекивался, что это не в его компетенции и нужно ждать ответа из Петербурга. Прибытие Матюшкина послужило сигналом для местного населения, что русские отнюдь не собираются эвакуироваться. Собралось двадцатитысячное войско и несколько месяцев маячило неподалеку от Решта. Атаковать персы не решались, при наступлении русской пехоты поспешно отступали, чтобы снова вернуться через неделю. Матюшкин и Левашов постепенно перестали тревожиться по поводу этой большой враждебной толпы неподалеку. Вышлют пару рот солдат, которые промаршируют до ручья, ставшей неформальной границей влияния и вернутся обратно. Тем не менее, такое недружественное поведение аборигенов ограничивало возможности пятитысячного российского контингента по сбору налогов и контролю провинции Гилян, не говоря уже о фиктивных претензиях на соседние Мазендеран и Астрабад. Наши послы пытались выторговать у Тахмаспа признание завоевания русскими Дагестана и Баку в обмен на отказ от притязаний на Мазендеран, Астрабад и даже эвакуацию из Решта. Боялись только, что освобожденное нами место придут турки. Я знал, что эти опасения напрасны, но пока не решил еще - стоит ли отказываться от Гиляна уже сейчас или повременить пять лет, пока Надир-шах не свергнет Тахмаспа.
Матюшкину же я озвучил желание назначить его руководителем своей охраны.
– Я бы хотел, чтобы меня охраняли солдаты, казаки и офицеры, прошедшие бои в Дагестане и Персии, Михаил Афанасьевич. Мне кажутся более надежными те, кто не замешан в столичных интригах, но своей кровью защищает и расширяет пределы России.
– Совершенно с тобою согласен, Петр Алексеевич! Там, у черта на куличках любой солдат понимает, что без Бога и Царя Русь погибнет.
К полудню добрались до развилки дороги у Красного кабачка. Вправо шла Петергофская дорога, прямо - старая Нарвская дорога, налево - дорога в Сарскую мызу, где находится еще один дворец почившей императрицы и будущее Царское село.
Вдоль по дороге в Петергоф Мелькают в ряд из-за ограды Разнообразные фасады И кровли мирные домов. В тени таинственных садов Там ест трактир... и он от века Зовется 'Красным кабачком'Сейчас трактиром владеет переводчик Семен Иванов, прославившийся успешным бегством из шведского плена. Место это историческое, воспетое не только Лермонтовым. В его окрестностях марширующие в Петергоф гвардейцы обычно останавливаются на ночлег. Даже название округа получила соответствующее - Привал. Но в последнее время солдаты полка задерживались здесь только на пару часов - переждать полуденную жару. Скидывали надоевший груз, подкреплялись сухарями. Самые умные - ложились подремать. Я тоже не стал валять дурака, и лег подремать в тени деревьев подремать на простейшее ложе, приготовленное денщиками из соломы и пары одеял.
Вторая половина пути была длиннее и скучнее. Мы просто шли и шли, периодически делая десятиминутный привал. Миновали Лигово, где находилось водохранилище, питающее питьевой водой Лиговский канал, усадьбу Шереметевых в Ульянке, дальше поместья братьев Апраксиных, недостроенный стрельненский императорский дворец, дачи вельмож в Михайловке. Именно здесь нас и атаковали всадники Лейб-Регимента. На марше мы провели пару тренировок на случай конного налета, поэтому никто не удивился, услышав в отдалении звуки стрельбы - боковое охранение заметило засаду. Послышались команды офицеров, завизжали трубы, телеги обоза и упряжки с артиллерией стягивались в группу, а солдаты образовывали вокруг подобие каре. Я покинул строй вместе с Матюшкиным, наблюдая и оценивая суету перестроений. Как и предполагал, всадники добрались до основной колонны раньше, чем она приготовилась к обороне. С гиканьем и свистом кавалеристы выскочили из-за деревьев. Матюшкин злобно ругнулся и вскоре принимал доклад лихо соскочившего с коня командира полуэскадрона.
– Кто таков?
– хмуро спросил генерал.
– Капитан Скрябин, Ваше высокопревосходительство!
– Молодец, уделал гвардейцев!
– Рад стараться, Ваше высокопревосходительство!
– лихой офицер поедал взглядом генерал-аншефа и меня.
Объявили привал для разбора маневров. Лейб-Регимент сумел укрыться от глаза дозора, воспользовавшись зарослями и оврагом. Впрочем, арьергард полка сумел выстроиться в каре. Командующий им капитан Степан Апраксин лучился от удовольствия. Авангард во главе с секунд-майором Адрианом Лопухиным был полностью застигнут врасплох. Центр колонны, в котором находились я и Матюшкин, каре не построил, но успел стянуть все роты первого и четвертого батальона к телегам обоза и полевой артиллерии.
– Не так уж плохо, Михаил Афанасьевич. Хотя в организации дозоров есть недочеты, - оценил я работу гвардейцев. Генерал приободрился и дал команду продолжать движение.
Долгий нудный переход закончился. Гвардейцы добрались до Петергофа и быстро организовали лагерь на привычном месте. Хотелось бы организовать солдатам праздник. Но в связи с постным днем среды велел только хорошо накормить без мяса, рыбы, вина и масла. В который раз задумался о том, чтобы ускорить возделывание подсолнечника. Масло из него постное и в такие дни не запрещается употреблять.
Искупавшись в море, я и сам присел за стол вместе с толпой офицеров. Преображенцы и кавалеристы Лейб-Регимента сидели вперемежку, дружески подтрунивая по поводу недавнего противостояния в маневрах. Обсуждали, как нужно организовать походные дозоры, чтобы избежать внезапных налетов конницы. Хвастались, что уже привыкли к удвоенным дневным переходам. Может быть, кто-то и хотел бы пожаловаться на необходимость тащить за плечами бессмысленный груз, но побаивались критиковать мои распоряжения. Обсуждали и мероприятия физической подготовки. Скрябин из Лейб-Регимента внимательно запоминал, что в этом плане уже использовали преображенцы.