Петр Аркадьевич Столыпин. Воспоминания о моем отце. 1884—1911
Шрифт:
Папа послал ему тут же своих секундантов. Через короткое время, когда папа прошел в так называемый «министерский павильон», куда удалялись члены правительства в Думе для отдыха, явился туда Родичев и принес моему отцу извинение. Мне потом рассказывал один из присутствующих при этом, как мой отец, выслушав Родичева, с головы до ног смерил его высокомерным взглядом и ясно и раздельно очень громко произнес:
– Я вас прощаю.
Когда я приехала в Петербург, там все еще были под впечатлением происшедшего, и дома только и было
Наташа училась ходить на костылях и немного окрепла. Цвет лица ее уже не был таким прозрачно-белым, успевшие отрасти волосы придавали ей более взрослый вид.
После Рождества Б.И. Бок официально просил моей руки у моих родителей, они дали согласие на наш брак, и 2 февраля по этому случаю был отслужен торжественный молебен в присутствии родственников с обеих сторон. Не только мне, но и всем моим очень понравилась семья моего жениха, а я сразу почувствовала, что этот дом будет моим вторым родительским домом.
Когда папа в тот же вечер на докладе у государя рассказал о нашей помолвке, государь сказал, что хорошо знает моего жениха и поздравляет меня с отличным выбором.
Глава 27
Время от 2 февраля по 21 апреля прошло, как полагается, в визитах, поздравлениях, приемах, примерках у портних и катаниях по магазинам. Но я была так бесконечно счастлива, что не замечала ни утомления, ни скуки от этой суеты, и весь день жила ожиданием минуты, когда вечером приедет мой жених, и мы после обеда вдвоем удалимся в фонарь, выходящий на Дворцовую площадь, в котором была моя маленькая гостиная. Это тот фонарь, из которого императрица Александра Федоровна, супруга Николая I, смотрела на бунт декабристов.
Глядя на наши сияющие лица, улыбались счастливой улыбкой папа и мама. Младшие сестры с жадным любопытством разглядывали нас, а мадемуазель Сандо, Зетинька и старая прислуга растроганно нас поздравляли.
Даже строгие, ворчливые дворцовые лакеи смотря на нас, сочувственно улыбались и ласково провожали глазами, когда мы после обеда совершали бесконечные прогулки по залам Зимнего дворца.
Папа каждый раз, когда видел меня, нежно гладил меня по голове и повторял: «Только была бы ты счастлива, девочка моя».
Как сон пронеслись эти десять недель. Я усердно изучала морские термины и типы кораблей, но, когда на одном из приемных дней моей матери меня принялся экзаменовать генерал Линевич, я провалилась в пух и прах, и он шуточно-строго сказал мне: «В среду, через неделю, я снова буду у вашей матушки, и если вы к тому времени не получитесь, то пеняйте на себя: ваш брак разрешен не будет». Хорошо, что генерал забыл свое обещание, так как морская наука мне окончательно не далась.
Мой жених, назначенный морским агентом в Берлин, уезжал на короткое время в Германию, чтобы принять дела от своего предшественника князя Долгорукова и все приготовить для нашей там жизни.
Свадьба
Хотя я и была назначена дежурной фрейлиной на свадьбу Марии Павловны, я просила освободить меня от участия на этом торжестве – хотелось провести дома последний вечер перед собственной свадьбой.
Но на большом парадном обеде в честь высочайших жениха и невесты я была. Никогда еще не видала я такого большого стола, такого количества родных с обеих сторон.
Церемониал обеда был самый торжественный. Великие князья в андреевских, великие княгини в екатерининских лентах через плечо. Высшие придворные чины исполняли исторические функции, связанные с их званием. Так обер-шенк граф Строганов должен был наливать вино государю.
Помню, как он перед обедом шутя говорил, насколько он волнуется, боясь не справиться со своими сложными обязанностями.
После обеда, рядом с обеденным залом, был «Cercle», как это всегда устраивается после парадных обедов. Все приглашенные стоят в зале, оставляя посередине пустое место для членов императорской и королевской семей, которые, подходя по очереди то к одному, то к другому, разговаривают с приглашенными.
Этикет требует при разговоре с высочайшими особами придерживаться следующего правила: никогда не задавать вопросов, а лишь отвечать на то, о чем спрашивают вас. Нечего прибавлять, что, конечно, первому заговаривать нельзя.
Не знаю, что случилось со мной, но я обыкновенно такая застенчивая, когда императрица Александра Федоровна говорила с мама, вдруг вмешалась в разговор.
Я стояла рядом со своей матерью и с восторгом смотрела на молодую императрицу, поразительно красивую и эффектную, в светлом платье, сверкающую бриллиантами. Она представлялась мне феей из волшебной сказки. Теперь это была не та женщина, обманувшая мои детские мечты, которую я видела в Александрии, а красавица русская царица во всем величии своего сана.
Обменявшись несколькими незначительными фразами с мама, императрица замолкла. Молчала, следуя этикету, и мама. Я взглянула на императрицу и вдруг сразу поняла, до чего ей мучительно это молчание. Красные пятна появились на ее щеках, и видно было, как она ищет тему, не находит ее, а отойти, поговорив лишь минуты две, не хочет.
Тут на меня и нашла вдруг храбрость, и я, как-то инстинктивно стараясь помочь императрице выйти из создавшегося положения, незваная-непрошеная, сказала какую-то фразу. Сказала… и испугалась. Но императрица, повернувшись в мою сторону и, как мне показалось облегченно вздохнув, улыбаясь, промолвила: