Петр III. Загадка смерти

Иванов Олег Леонидович

Еще одна из известных нам копий ОР3 и КР хранится в Отделе рукописей РГБ в фонде Орловых-Давыдовых. Она, несомненно, носит поздний характер: написана во второй половине XIX или в начале XX века. Жаль, что владельцы никак не прокомментировали, откуда попал к ним этот документ, и не высказали своего отношения к нему⁸⁰.

Свидетельства

Надежным доказательством существования ОР3 было бы свидетельство еще какого-либо лица, его видевшего. Таким человеком называют княгиню Е.Р. Дашкову. Насколько нам известно, это мнение впервые высказал А.И. Герцен в статье, ей посвященной и появившейся в 1857 году в 3-й книге «Полярной звезды». Основывая свое мнение на «Записках» Дашковой, Герцен утверждал, что Екатерина II показывала ей это письмо.

Здесь придется сделать небольшое отступление от свидетельства Дашковой

и завершить линию свидетельств, связанную с именем Герцена. Не вызывает сомнения, что издатель «Полярной звезды» не знал о существовании комментария Ростопчина. В упомянутой статье о Дашковой он пишет: «Я слыхал о содержании этого письма от достоверного человека, который сам его читал; оно в этом роде: “Матушка императрица, как тебе сказать, что мы наделали, такая случилась беда, заехали мы к твоему супругу и выпили с ним вина; ты знаешь, каков он бывает хмельной, слово за слово, он нас так разобидел, что дело дошло до драки. Глядим – а он упал мертвый. Что делать – возьми наши головы, если хочешь, или, милосердная матушка, подумай, что дела не воротишь, и отпусти вину нашу”». К этому тексту Герцен сделал небольшое примечание: «Таков смысл письма, за слова я не отвечаю, я его повторил через долгое время по памяти»⁸¹.

Человеком, рассказавшим Герцену о третьем письме Орлова, был Константин Арсеньев, преподававший русскую историю и статистику великому князю Александру Николаевичу. В предисловии к французскому изданию «Записок» Екатерины II (1858) Герцен писал: «Он говорил мне в 1840 году, что им получено разрешение прочесть множество секретных бумаг о событиях, происходивших в период от смерти Петра I и до царствования Александра I. Среди этих документов ему разрешили прочесть “Записки” Екатерины II». По-видимому, тогда Арсеньев видел и список третьего письма Орлова, хранившийся в Рукописном отделе императорских библиотек в Зимнем дворце⁸².

Свидетельство Герцена подтверждается следующими документами, опубликованными П. Пекарским в биографическом очерке о К.И. Арсеньеве. В 1835 году В.А. Жуковский представил императору Николаю I следующий доклад: «Для преподавания новейшей истории Российского государства нужно будет справляться с подлинными актами, хранящимися в архивах. Действительный статский советник Арсеньев представил мне список тех, кои могут быть ему потребны: одни находятся в Государственном архиве, другие – в архиве иностранных дел. Испрашиваю всеподданнейше высочайшего позволения вашего императорского величества Арсеньеву – брать нужные ему акты из означенных архивов под свою расписку». На что последовало высочайшее разрешение, правда с оговоркой, чтобы Арсеньев пользовался историческими материалами «в самом архиве и чтобы они ни под каким видом из архива не были выпускаемы». К.И. Арсеньев знакомился в основном с материалами XVIII столетия, из которых делал многочисленные выписки, часть которых была после его смерти опубликована⁸³.

В предисловии к русскому изданию «Записок» Екатерины II (1859) Герцен поместил небольшой материал, сопровождавший рукопись «Записок», в котором говорилось: «В самый день смерти матери, Павел приказал графу Ростопчину запечатать и потом разобрать ее бумаги. Вместе с знаменитою запискою полуграмотного Алексея Орлова (“Матушка, пощади и помилуй, дурак наш вздумал драться, мы его и порешили…”), прочитав которую Павел перекрестился и сказал: “Слава Богу! Наконец я вижу, что мать моя не убийца…”»⁸⁴

Считается, что рукопись «Записок» Екатерины II привез Герцену П.И. Бартенев, побывавший в Лондоне в августе, а затем ноябре 1858 года [17] . В то время будущий издатель «Русского архива», по-видимому, еще не знал воронцовского списка ОР3 и КР. Однако он слышал о существовании писем А.Г. Орлова из Ропши, как и о многом другом, хранящемся в большом секрете, от Д.Н. Блудова. После окончания университета в 1851 году Бартенев был некоторое время учителем детей дочери Блудова – Л.Д. Шевич, а также дружил с ее сестрой – Антониной Дмитриевной. Вот что Бартенев писал в своих воспоминаниях: «Беседы с графом Блудовым и мои расспросы у него были для меня тем, что немцы зовут historische Vorstudien. В это время почти ничего не позволялось печатать о русской истории XVIII века… Блудов же был необыкновенно словоохотлив, и я внимал ему, аки губа напояема»⁸⁵.

17

В нашей работе «Из истории

династических документов» эта версия оспаривается.

Только через полвека Бартенев начал раскрывать источник своей информированности. В 1905 году в примечании к статье «Самозванка Тараканова» он поместил интересную записку о Д.Н. Блудове, основанную на собственных рассказах последнего. Оставив дипломатическую службу, еще в царствование Александра I, Дмитрий Николаевич занялся изданием актов Венского конгресса. Н.М. Карамзин указал на него императору как на продолжателя своего исторического труда. Блудову был открыт доступ в Государственный архив и даже дозволено брать дела домой. По предложению Карамзина он составил описание событий 14 декабря 1825 года, которое так понравилось Николаю I, что тот обнял Дмитрия Николаевича и сказал: «Теперь ты мой». Блудов был назначен статс-секретарем. Император поручил ему ряд исторических изысканий, которые, как подчеркивает Бартенев, удовлетворяли «историографическую любознательность Николая Павловича до самой его кончины» [18] ⁸⁶.

18

Весьма любопытно, что Николай I и Блудов придерживались диаметрально противоположных точек зрения в оценке Екатерины II. Император, еще от своей матери получивший предубеждение против Екатерины, называл ее обыкновенно «черною женщиной», распространяя свою ненависть «не только к лицу ея, но и ея учреждениям» («Записки» Екатерины II. С. VII). Д.Н. Блудов, напротив, считал, что Екатерина нисколько не виновна в тех злодействах, «в коих упрекают ее иностранные писатели и о которых так горько слушать русскому почитателю ее» (РА. 1907. № 1. С. 0162).

Документы, хранящиеся в РГАДА, подтверждают сказанное выше. Так, уже в ноябре 1826 года Д.Н. Блудов был приглашен для рассмотрения различных бумаг, оставшихся в кабинете Александра I. В своем докладе о проделанной работе он писал: «Сия воля вашего императорского величества исполнена и в подносимых при сем кратких реестрах я старался с величайшей тщательностью означить все бумаги, показавшиеся мне по какой-либо причине более или менее достойными особого замечания. Большая часть сих дел не касается собственно ни одной из отраслей государственного управления в настоящем их виде и положении; почти все они принадлежат к тому времени, которое можно уже назвать историческим. Но в сем последнем отношении некоторые и даже весьма многие бумаги отменно любопытны…» В 1830 году Д.Н. Блудов изучил и бумаги, хранившиеся в кабинете Павла I⁸⁷.

В результате этих разысканий были найдены, как писал П.И. Бартенев в № 1 «Русского архива» за 1907 год, вспоминая рассказы Блудова, «два собственноручных письма Алексея Григорьевича Орлова к Екатерине». Обратите внимание: именно два и собственноручные, а не копии. Бартенев, основываясь на упоминаемом в «Записках» Е.Р. Дашковой письме Орлова о смерти Петра III, писал: «В первом из них он (Орлов. – О. И.) описывает свое пребывание в Ропше и намекает, что Петр еще опасен: а урод-то наш то-то и то-то заговаривает (письмо писано безграмотно), и что надо бы с ним разделаться. Приготовив этим письмом государыню, в следующей записке он извещает о свершившемся злодействе… Эти записки хранились в бумагах Екатерины. Павел Петрович, вступив на престол, отыскал их и с радостью, перекрестившись, воскликнул: “Слава Богу, наконец-то я вижу, что мать моя не преступница”»⁸⁸.

Очевидно, что Бартенев тут основывается на рассказах Д.Н. Блудова, записавшего, как мы помним, в свое время, что в ОР2 объявляется о смерти Петра III. Очевидно, что издатель «Русского архива» не видел подлинников первого и второго писем Орлова. Таким образом, Бартенев не мог сообщить А.И. Герцену достоверных сведений о письмах Орлова. Из России в Лондон продолжали поступать свидетельства в подобном духе: во второй книге «Исторического сборника Вольной русской типографии в Лондоне» (1861) в материале «О происхождении Павла I» текст записки Орлова передавался так [19] : «Матушка, пощади и помилуй, дурак наш вздумал драться, мы его и порешили»⁸⁹.

19

Напомним, что в этом же сборнике опубликован текст ОР3.