Петр III
Шрифт:
Барон, весь дрожа от радости, смотрел на Волкова, который, ответив на его поклон, стоял в нерешимости.
– Это – дурачество, – произнёс он, – если государыня императрица узнает это, она может разгневаться.
– Ба! – воскликнула Томазини. – Разве она знает в лицо всех статистов и хористов? А если бы она и узнала, то что худого она найдёт тут?
– В самом деле, – согласился Волков, – вряд ли возможно, чтобы она открыла это, а кроме того, по существу же ведь это, выходит, – совсем невинная шутка.
– Прежде всего это – моё желание, – воскликнула Томазини, – так как я хочу
– У вас хватит на это упрямства, – заметил Волков, – но так как условие не ахти какое, то да будет так, как вы хотите. Поезжайте с нами, государь мой; я зачислю вас в выход, во время которого вам не придётся ровно ничего делать, кроме расхаживания вместе с прочими по сцене; но я попрошу вас на всякий случай держаться подальше от рампы и прятаться за других. Ну а теперь вперёд, вперёд! Садиться в сани!
Все направились к дверям, но тут показался Евреинов с корзинкой шампанского; сопровождавший его лакей хлопнул пробкой, и все наполнили бокалы.
– За здоровье нашей всемилостивейшей государыни императрицы! – крикнул хозяин.
Каждый из присутствовавших поспешно чокался с ним и бросался к двери, чтобы садиться в стоящие уже наготове сани.
Когда Бломштедт, сияя, подошёл к Евреинову, держа под руку танцовщицу, хозяин в ужасе воскликнул:
– Как – и вы едете, государь мой?
– Да, – подтвердил Бломштедт, – я еду; я увижу двор скорее, чем думал; я буду участвовать в спектакле статистом! – и, не дожидаясь ответа, он повёл прильнувшую к нему Мариетту к выходу.
– Мне не удержать его, – произнёс Евреинов, задумчиво смотря вслед молодому человеку, – это – сумасшествие. Мне было бы жаль, если бы это привело к катастрофе!.. Но больше нечего делать, я не могу выказывать столько участия к нему под столькими взглядами.
Он приказал лакеям убрать со стола в сразу опустевшем зале и вернулся в общий зал, чтобы поглядеть за тем, как служат его гостям.
III
Труппа актёров, пришедшая вследствие приказа государыни снова в своё обычное радужное настроение, подъехала, сани за санями, к одному из боковых подъездов Зимнего дворца; эта пёстрая, весело болтающая компания производила удивительное впечатление при проходе через тихие, пустынные коридоры мимо молчаливых часовых, по направлению к отведённым для спектакля залам.
Молодой барон фон Бломштедт был во власти удивительного, охватившего всё его существо возбуждения; уже его остановка в Берлине заставила разом отступить в сумерки прошлого всю его тихую пору юношества и родные картины дюн; даже воспоминания о его детских играх, которые до сих нор всецело наполняли его сердце, подёрнулись теперь лёгкой дымкой забвения; настолько возбуждали в нём жажду жизни заманчиво улыбающиеся губы и пламенные взгляды красивой танцовщицы; голос молодой, горячей крови заглушил все чувства, господствовавшие до сих пор над его душой, и заставил побледнеть пред данной минутой и прошлое, и будущее.
Бломштедт помог Мариетте выйти из саней, причём она так крепко опёрлась на его руку, что он слышал биение её сердца почти у самого своего сердца; затем он повёл
– Теперь, мой друг, мы должны на некоторое время расстаться; мне следует позаботиться о своём костюме, причём я не смогу уже воспользоваться вашими рыцарскими услугами, – весело прибавила она, – да и вы должны переодеться для роли; это вы можете сделать вон там, в мужской уборной.
Быстро пожав ему ещё раз руку, она поспешно бросилась в боковую дверь дамской уборной.
– Живо, живо, барон! – сказал Волков. – Идите сюда, я дам вам костюм русского крестьянина; вы наденете привязанную бороду; под ней вы сами себя не узнаете, если посмотритесь в зеркало.
Он повёл барона Бломштедта в зал рядом, заставленный шкафами, в которых большинство артистов уже выбрали по костюму, чтобы нарядиться для спектакля пред развешанными на стенах зеркалами, а затем выполнить трудную работу гримировки пред многочисленными расставленными по залу туалетными столами. Молодой человек облёкся по указаниям Волкова в русский костюм, состоявший из вишнёвого шёлкового жилета, широких чёрных, до колен, брюк и блестящих сапог; на голову он надел четырёхугольную, окаймлённую мехом шапку и приладил себе искусно сделанную чёрную бороду, скрывшую половину его лица и сделавшую его положительно неузнаваемым; его лицо много выиграло от этого грима, так как борода придавала мягким юношеским очертаниям выражение мужественной твёрдости.
Когда туалет Бломштедта был кончен, Волков, перебегавший от стола к столу, давая советы и то тут, то там кладя чёрные штрихи грима, чтобы добиться большего соответствия между выражением лица актёра и его ролью, повёл его на сцену. За кулисами уже собрались статисты и хористы. Волков поставил Бломштедта в ряд крестьян и приказал ему копировать передового во всех жестах и движениях. Молодой человек стоял на своём месте, дрожа от беспокойства, сгорая от любопытства увидать дальнейшее развитие действия, но ещё нетерпеливее ожидая появления прелестной немецкой танцовщицы с итальянским именем. Понемногу на сцену вышли некоторые из драматических артистов, покончившие с туалетом и гримом.
Волков прильнул глазом к маленькой, проверченной в занавесе дырочке и откинулся назад удивлённый; дело было в том, что он не увидал в зале ни души, между тем как час, назначенный началом представления, уже наступил, а придворные обыкновенно занимали места в партере и ложах по рангу задолго до представления. Точно так же и царская ложа, помещавшаяся прямо против сцены, была совершенно пуста; лишь сзади, в проходе, были видны двое солдат лейб-кампанской роты её императорского величества, в которой все рядовые имели чин капитана; они стояли неподвижно в своих богато вышитых золотом мундирах, в шляпах с пером и с саблями наголо в правой руке. Проход, в котором они стояли, соединялся особой галереей с собственными покоями государыни.