Петр, Павел и Мария Магдалина

Барт Эрман Д.

Автор пастырских посланий вполне мог критиковать группу христиан-гностиков, когда он смеется, например, над теми, кто очарован «баснями и родословиями бесконечными» (1 Тим. 1:4). Это может быть намеком на гностическую мифологию, которая объясняла, как появились божественные существа, которые выше Бога иудеев. Подобные мифы и родословия богов содержатся, например, в некоторых текстах библиотеки Наг-Хаммади. Он также смеется над теми, кто называет себя «законоучителями» (1 Тим. 1:7); возможно, это намек на гностических толкователей Бытия. И он смеется над теми, кто запрещает «вступать в брак [и] употреблять в пищу то, что Бог сотворил» (1 Тим. 4:3), — такой была практика некоторых гностиков, настаивавших, что так как материальное тело человека

греховно, его желания и удовольствия следует отрицать.

Если автор пастырских посланий, писавший от имени Павла, действительно критикует некую раннюю форму христианского гностицизма, тем более интересно узнать, что сами христиане-гностики не считали Павла своим противникам. Совсем наоборот, Павел и его сочинения почитались многими христианами-гностиками. Но как это возможно? Как Павла могли цитировать и сторонники, и противники одних и тех же взглядов? Точно так же можно было бы задаться вопросом, почему имя Иисуса могли призывать и для того, чтобы поддержать западный капитализм, и для того, чтобы противостоять ему, или почему имя пророка Мухаммеда могут призывать и для того, чтобы поддержать радикальный исламский терроризм, и для того, чтобы противостоять ему. Все великие личности прошлого открыты для разнообразных толкований.

Во всяком случае, христиане-гностики почитали Павла и использовали его писания для подтверждения своих взглядов⁶. Конечно, в текстах Павла есть места, которые даже с внешней стороны можно воспринять как гностические. Павел говорит о «боге века сего», который «ослепил умы» неверующих (2 Кор. 4:4). Разве это не ссылка на низшего бога-творца (иудеев), который вызывает хаос среди людей, живущих на земле? Павел утверждал, что он не мог говорить с коринфянами «как с духовными», а только «как с плотскими» (1 Кор. 3:1). Разве это не намек на то, что лишь немногие из христиан имеют истинное знание, которое может освободить дух, тогда как остальные — только внешним образом, поверхностно пребывают среди спасенных? Павел говорит, что проповедует «премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал», которая дана только «любящим Его» (1 Кор. 2:6–7, 9). Разве это не ссылка на тайное знание, данное лишь немногим в церкви, скрытое за поверхностью слов Павла, на то тайное знание, которое способно дать освобождение?

Некоторые христиане-гностики притязали на авторитет Павла и предлагали такие толкования его текстов, которые якобы открывали их «истинный» смысл. Эти толкования выходили далеко за пределы буквального значения слов, стремясь приблизиться к скрытым в них тайнам. Очевидно, когда такие толкователи излагали свои взгляды, они утверждали, что представляют то, что в действительности подразумевал сам Павел. Некоторые гностики претендовали даже на прямое подтверждение своих взглядов с его стороны. Вероятно, самым великим христианским гностиком середины II века был человек по имени Валентин, блестящий риторик и ученый, живший и проповедовавший в Риме. Валентин же учился у человека по имени Февд, который предположительно был близким товарищем апостола Павла. Последователи Валентина утверждали, что их взгляды происходят непосредственно от самого Павла; эти взгляды передавали устно (а не в письменном виде) от одного поколения к другому⁷.

Павел и Маркион

Еще более влиятельным христианином, жившим в Риме во времена Валентина, примерно в 140 году, считается богослов и евангелист по имени Маркион. Маркион не был христианином-гности-ком. Он не верил, например, что именно тайное знание (гнозис) приносит спасение, что божественное Царство населено многочисленными божествами. Но он действительно полагал, что есть два божества: гневный Бог Ветхого Завета и любящий Бог Иисуса. И он утверждал, что подобные взгляды проповедовались в писаниях Павла.

Мы видели,

что Павел проводил различие между Законом иудеев и Благой вестью о Христе. С его точки зрения, человек оправдан перед Богом не благодаря соблюдению Закона, а благодаря вере в благую весть о смерти и воскресении Иисуса. Из этого различия между Законом и Благой вестью, проповедованием старого и провозглашением нового, Маркион сделал вывод, который считал логичным и подразумевавшимся. Согласно Маркиону, есть абсолютное различие между религией иудеев и религией Павла, и оно существует потому, что Павел возвещал о Боге, отличном от иудейского.

Согласно Маркиону, иудейский Бог создал мир, заключил завет с народом Израиля, через Моисея дал ему свой Закон, а затем вдохновил их написать Священное Писание, Еврейскую Библию. Проблема состоит в том, что никто, с точки зрения Маркиона, не может соблюдать Закон Божий, но поскольку это справедливый Бог, то за грех должно последовать наказание. Именно поэтому все осуждены перед гневом Божьим. Бог не несправедлив в своем требовании платы за грех: в конце концов, люди нарушили его Закон. А он — Бог гнева и отмщения.

И он абсолютно отличается от Бога, о котором возвещал Иисус, а после него — Павел. Маркион утверждает, что понять различие между этими двумя богами очень легко. Когда, согласно Ветхому Завету, сынам Израилевым было велено занять Землю Обетованную, они получили наставления войти в Иерихон и истребить всех мужчин, женщин и детей в городе (см.: Нав. 6:1-21). Разве это — тот же Бог, который велит любить своих врагов, молиться за тех, кто преследует тебя и подставлять другую щеку? В Ветхом Завете, когда пророка Елисея дразнила группа детей, он наслал на них гнев Божий, и две медведицы вышли из леса и растерзали их (см.: 4 Цар. 2:23–24). Разве это тот же Бог, который говорит: «Если… не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»? Бог Ветхого Завета — не Бог Иисуса. Павел раньше всех понял это и возвещал о радикальном различии между Законом иудеев и Благой вестью о Христе.

По Маркиону, Бог Иисуса, о котором благовествовал Павел, никогда не имел какого-либо отношения к тварному, материальному миру. Он послал Иисуса в знак любви, чтобы искупить людей, подверженных гневу Творца. Но как Иисус мог прийти на землю, не принадлежа этому Богу-творцу? Как он мог избежать того, чтобы стать частью материального мира? Маркион утверждал, что только казалось, будто Иисус был частью мира сего, поскольку в действительности Иисус не рождался и на самом деле не имел материального тела. Как выразил это герой Маркиона, Павел, Христос пришел «в подобии плоти греховной» (Рим. 8:3). Другими словами, Маркион был докетом и утверждал, что апостол Павел тоже был докетом⁸.

Павел и протоортодоксы

Ни последователи Маркиона, ни гностики не пережили античность⁹. Их различные сочинения — а они, по-видимому, были многочисленными — оказались либо уничтоженными, либо утраченными. Лишь немногие сохранились до нашего времени благодаря таким удивительным находкам, как библиотека Наг-Хаммади. С другой стороны, их противникам повезло гораздо больше. Поскольку такие тексты, как послания Девтеро-Павла, стали частью христианского канона, они могли служить своего рода официально санкционированной призмой, с помощью которой можно было прочитать послания самого Павла. Это верно и для нашего времени, когда в качестве общепринятой истины воспринимается и то, что Павел выступал против гностиков, и то, что он запрещал женщинам говорить в церкви. Если бы писания других приверженцев Павла тоже оказались включенными в Новый Завет — вместо, скажем, пастырских посланий, — ничто не говорило бы о том, что всё обстояло совсем иначе. Тогда, возможно, к нашему времени женщина могла бы уже не раз избираться Римским папой.