Петр Первый и его время
Шрифт:
Известие об итогах битвы у щ Лесной было получено в ставке Шереметева раньше, чем в ставке шведского короля, — майор, отправленный Левенгауптом с рапортом о катастрофе, попал в плен к русским. Карлу поэтому вначале пришлось довольствоваться устным рассказом солдата, который 1 октября поведал ему, что битва длилась с утра до позднего вечера и Ле-венгаупт покинул поле боя.
Карл не поверил невразумительному рассказу солдата. Того не могло статься, рассуждал король, чтобы его опытнейший генерал, возглавлявший отборные войска, потерпел поражение от московитов, он пытался убедить окружающих и
Когда последние сомнения относительно катастрофы у Лесной развеялись, король утратил покой. Его одолела бессонница, и он ночью заходил то к одному, то к другому приближенному и сидел в грустном молчании. 12 октября прибыл и Левенгаупт.
До потери корпуса Левенгаупта и обоза король располагал широким выбором направлений, по которым он мог двигаться: он мог пойти на север, в сторону Петербурга, мог отправиться на восток добывать Москву; третьим направлением могла стать Украина, то есть движение на юг. Наконец, Карл мог не испытывать судьбу и благополучно возвратиться в края, откуда он пришел непрошеным гостем.
После катастрофы у Лесной король мог двинуться только в двух направлениях: либо отступить, либо отправиться на юг, к изменнику Мазепе. Маршруты на Москву и Петербург отпадали из-за отсутствия продовольствия, фуража, недостатка артиллерии и т. д. Практически у Карла XII оставался единственный путь — на Украину, ибо вопреки всем разумным доводам король считал отступление порухой своей славы непобедимого полководца.
На юге Карл XII намеревался получить все то, чего он не получил от Левенгаупта: продовольствие, впрок заготовленное Мазепой в своей резиденции Батурине, там же находившуюся артиллерию и запасы пороха. Мазепа, кроме того, обещал передать в распоряжение короля 30-тысячную армию казаков.
Измена Мазепы являлась следствием едва ли не самых значительных промахов Петра и его окружения. Ни царь, ни его сподвижники за слащавыми улыбками, подобострастной речью, уснащенной комплиментами, и выражением внешней покорности не разглядели подлинное лицо гетмана. Напротив, Петр считал его своим верным слугой, а Меншиков и другие вельможи относили его к числу своих друзей.
За двадцатилетнее гетманство Мазепы в Москве было получено множество на него доносов, но изворотливый гетман всякий раз выходил сухим из воды. Последние по времени доносы, поданные в 1707 г., исходили от генерального судьи Кочубея и полтавского полковника Искры. Оба они располагали достоверными сведениями о предательских связях Мазепы с Карлом XII и Станиславом Лещинским. И оба в мгновение ока превратились из обвинителей в обвиняемых. Этой метаморфозе способствовали Меншиков и Головин, убедившие царя в невиновности гетмана и необходимости сурово наказать клеветников.
Меншикову Мазепа писал: «Извествую вашей княжной светлости, что Кочубей исконный есть мой враг» и много раз сочинял «на мене пашквильные подметные письма». Искра тоже, по словам гетмана, «завзял на мене вражду и злобу». Письмо заканчивается просьбой выдать ему доносителей, уже находившихся под стражей и подвергавшихся пыткам.
Своего Мазепа достиг — Кочубей и Искра были ему выданы с царским повелением казнить их. 14 июля 1708 г. гетман торжествовал
Но «верный подданный», как называл Петр гетмана, давно решил переметнуться к шведам и лишь ждал удобного момента, чтобы совершить предательский шаг. О своем намерении Мазепа сообщил узкому кругу приближенных, которым, впрочем, полностью не доверял.
«Смотри, Орлик, — говорил он, обращаясь к войсковому писарю, — додержи мне верность! Ведаешь ты, в какой я у царского величества милости, не променяют там меня за тебя. Я богат, а ты беден, а Москва гроши любит. Мне ничего не будет, а ты погибнешь».
Развязка наступила в октябре 1708 г., причем ее приближение ускорил Меншиков. Светлейший пригласил к себе гетмана для обсуждения плана совместных действий против неприятеля. Гетман заподозрил неладное: князю, подумал он, наверное, что-то известно о заговоре. Страх за жизнь вынудил Мазепу сказаться тяжело больным. К Меншикову послал племянника Войнаров-ского с письмом, в котором извещал, что готовится к соборованию. Меншиков поделился печальной новостью с царем: «Сия об нем ведомость зело меня опечалила». Ему искренне жаль утраты «такова доброго человека».
А «добрый человек» тем временем пребывал в нерешительности: настал ли тот час, когда надо действовать?
— Послать к королю или нет? — спрашивал он сообщников.
— Как же не послать, давно пора, не надобно откладывать. Мазепа принял роковое для себя решение после того, как прискакавший Войнаровский сообщил о намерении Меншикова прибыть в Борзну, чтобы проститься со смертельно больным.
«Больной» гетман садится на коня и в окружении сообщников скачет в Батурин, затем в Короп, наконец переправляется через Десну и встречается с шведским отрядом.
Опасения Мазепы, что Меншикову что-то известно и он едет в Борзну, чтобы заковать предателя в цепи, оказались напрасными — князь еще ничего не подозревал. Единственная странность, которой он, впрочем, не придал большого значения, состояла в том, что Войнаровский уехал от него тайно, не попрощавшись.
Меншиков приезжает в Борзну, но гетмана там уже нет. Отправляется по его следам в Батурин, но и оттуда гетман успел отбыть. Подозрения укрепились после того, как Меншиковым был схвачен гонец сообщника Мазепы с письмом, извещавшим, что они уже находятся в шведском лагере. Князь срочно доносит царю: «И тако об нем инако разсуждать извольте, только что совершенно изменил».
Новость потрясла царя. Он и не скрывал этого в ответе Меншикову: «Письмо ваше о нечаянном никогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением».
После того как измена Мазепы стала точно установленным фактом, главное внимание воевавших сторон было приковано к Батурину. Именно туда, в свою резиденцию, гетман свез вдосталь то, в чем крайне нуждались шведы. Об этом Мазепа не преминул сообщить шведскому королю, и тот был полон желания овладеть городом, а вкупе с ним и всем добром.