Пётр Рябинкин
Шрифт:
– Он что же, по своей специальности на фронте?
– То есть?
– Ну, только на мужскую стрижку переквалифицировался?
– Да, - печально и иронически сказал парикмахер, переквалифицировался. И даже по атому поводу у него на левом рукаве обозначение нашито. Черный суконный ромб, и на нем скрещенные, как раскрытые ножницы, стволы пушек изображены.
– Артиллерист?
– Угадали!
– Серьезная специальность.
– А он у меня всегда серьезным мальчиком был...
– Разрешите? Как вас по имени-отчеству?
– Сергей Осипович.
–
– Очень приятно, - без улыбки сказал парикмахер.
Но когда вышли из хода сообщения, Трушин все-таки посоветовал Сергею Осиповичу взять противогаз и винтовку, опасаясь, что бойцы могут всякими шутками обидеть этого человека.
В ротном блиндаже парикмахеру было отведено рабочее место.
Трушин взял список наличного состава подразделения и, как прежде, в мирной жизни, задумывался над списком рабочих своей бригады перед распределением премий, так и тут задумался, кого вызывать к парикмахеру первый, в соответствии с боевыми заслугами, высокой дисциплиной по службе. Разметив цифрами список, он отправил с этим списком связного. И он счел нужным все-таки предупредить Сергея Осиповича, что, поскольку здесь траншеи прежде были заняты противником, а у фрицев, по-видимому, нет такой манеры, чтобы проверять солдат на вшивость, и, может, даже им становится теплее от этого, потому что чешутся, скребутся, содействуя кровообращению...
– Короче, - попросил парикмахер.
– Ну, словом, будьте деликатны, если чего обнаружите, - скорбно сказал Трушин.
– Вежливость, - сухо сказал парикмахер, - это первый закон в нашем деле.
Солдат входил в блиндаж сконфуженно, улыбаясь, смущенный и вместе с тем осчастливленный таким необычным почетом на переднем крае в условиях, когда каждый штык на счету и противник подпирает.
– Прошу, - говорил Сергей Осипович и щелкал встряхнутой простынкой. Вы какую стрижку предпочитаете? Полечку, бокс, полубокс, бобриком или аккуратно под машинку?
– Чего скорее, то и давай.
– Вам так некогда?
– Для чего фасонить-то?
– У бойца должно быть все в ажуре, внешний вид тоже, - строго говорил Сергей Осипович.
– Это, знаете ли, немец себе внушает, что мы некультурные.
– А что вы хотите от расистов?
– У вас, извините, верхняя губа расшиблена, бритвой беспокоить не посмею. Осторожно ножничками пройдусь, сформирую растительность а-ля Дуглас Фербенкс. "Знак Зерро" в кино видели? Вам подойдет. По медалям понимаю, тоже обладаете исключительной отвагой.
Явился хмурый солдат с глубоко впавшими щеками, высокий, лицо его было землистого цвета, снял ушанку, на голове грязная, заскорузлая повязка. Сел на ящик против зеркала, потребовал:
– Подровняй маленько...
– Спохватился и стал сматывать бинт, морщась от боли.
– Тебе в санбат надо, Егорычев, - сказал поспешно Трушин.
– Я же тебе приказывал, ступай в санбат. Солдат встал, произнес обиженно:
– Значит, нельзя?
– И заявил со злостью: - А в санбат я не пойду! Нечего мне там околачиваться.
–
– Обратился к Трушину: - Вызовите санинструктора освежить на товарище повязку, и мы с ним комплексно клиента обслужим.
И пока санинструктор делал перевязку, Сергей Осипович, жалостливо морщась, работал машинкой, ножницами. Закончив, посоветовал:
– Одеколон не рекомендую. У вас кругом дополнительные царапины, вызовет нежелательное ощущение.
– Жалеешь?
– спросил солдат.
– Причинять боль не имею права.
– Одеколов жалеешь?
– Встаньте, - попросил парикмахер.
Боец встал. Сергей Осипович брызгал из пульверизатора на обмундирование. Парикмахер обошел солдата вокруг, продолжая нажимать на резиновую грушу. Потом приблизился, вздохнул. Объявил:
– Аромат гарантирую, сутки будет пахнуть, как от жениха на свадьбе.
Солдат спросил:
– Вы всегда такой?
– Какой?
– Ну, веселый.
– С приветливыми людьми приятно и повеселиться, - бодрой скороговоркой сказал парикмахер. Крикнул: - Прошу следующего!
Когда Сергей Осипович коснулся машинкой головы нового солдата, он вдруг спросил встревоженно:
– Беспокоит?
– Нет.
– Извиняюсь, но вы дергаетесь. Я полагал, оттого, что, может, машинка засорилась, дерет.
– Да нет, я теперь всегда так.
– Контузия?
Солдат, испуганно покосившись на Трушина, пояснил:
– Но я к ней уже приспособился. Ловлю момент сразу после, как дернет, перед тем, как снова дернет, и тогда на спусковой крючок нажимаю. Конечно, не та меткость, но все-таки. А для того чтобы гранату бросить, это даже совсем ничего.
Сергей Осипович вдруг занялся самообслуживанием, опрыскал себе лицо из пульверизатора и, вытирая глаза и лицо салфеткой, переспросил:
– Так, вы говорите, ничего, нормально?
– Порядок, - согласился солдат.
Сергей Осипович медленно, тщательно застегнул пуговицы на воротнике солдата, так медленно, будто не хотел отпускать этого клиента, потом, обращаясь к Трушину, когда солдат ушел, сообщил задумчиво:
– Вы обратили внимание, волос у него со лба хохолком растет. Мастеру надо такое обстоятельство особо учитывать. Сыну, например, только я умел красивую стрижку делать, поскольку у него тоже волос не стандартно, хохолком рос.
После того как бойцы были обслужены, Трушин самолично приготовил угощение парикмахеру. Но тот сказал!
– Извините, но я лучше прилягу.
Разувшись, парикмахер лег на топчан, положив выше головы на скатанный полушубок ноги. Голые ступни Сергея Осиповича были вздуты, черно-лилового цвета. Заметив взгляд Трушина, парикмахер объяснил:
– Чисто профессиональное явление, застой крови в нижних конечностях от длительного пребывания в вертикальном положении.
– Сказал презрительно: Может, за границей где-нибудь и обслуживают клиента сидя, но это же не работа, профанация.