Петр Смородин
Шрифт:
Вечер этот запомнился Петру на всю жизнь: в последний раз сидел он рядом со старым боевым другом Василием Алексеевым. Вскоре раскидал их в разные стороны фронт. Петра — под Псков против немцев, Василия — под Гатчину против Юденича, в составе команды бронепоезда № 44 имени Володарского. Было время встретиться, но не пришлось: умер Алексеев от сыпного тифа 29 декабря 1919 года. И след его семьи оборвался трагически. Та самая девушка — Мария Курочко, — о которой путиловские ребята пели два года назад:
Деревня Емельяновка, самый старый дом, Там живет девчонка и думает о нем, —недавно
Но пока Вася был жив. И, не сговариваясь, они с Петром накинулись на Дрязгова и Леске.
Петр грозно потрясал кулаками:
— Меньшевик Дрязгов всплыл на гребне нашей волны, как гнилая щепка. Волна-то была наша! Рабочая молодежь Питера весь год шла за большевиками, потому что только наша партия помогала ей организоваться и осознать ее цели в борьбе за победу пролетарской революции. Но стихийным движением тысяч и неопытностью их молодых руководителей воспользовались агенты буржуазии, чтобы свергнуть движение на путь культурничества. Но это им не удалось! Лишь некоторая часть подпала под влияние верхушки «Труда и света». В этой верхушке и показал себя Дрязгов: день за днем дул он в дудку либерала Шевцова. И все это с дальним прицелом, чтобы отвлечь молодежь от главной цели большевиков. А обо всяких «сверхреволюционерах» говорит он сейчас для красного словца — это в манере классовых врагов пролетариата. Шарахнулся Дрязгов от меньшевиков к анархистам — туда ему и дорога! С ним мы разошлись навсегда! Закрыть ему дорогу в комитет, вот и весь сказ!.. Но меня сразил Эдуард Леске: рабочий парень, без дураков, который всему знал цену. Как же ему-то петь с голоса чужаков, ратовать за анархию, сдаваться в плен мелкобуржуазной стихии? Но объяснение я вижу: трудности лишили человека разума. А это выкинуло его из рядов стойких борцов. Он хочет быть вместе с Дрязговым в кругу «мыслящих» одиночек. А нам нужна масса. Сила наша в масштабе движения, в революционном порыве тысяч. Пусть нас сейчас мало. Но мы передовая молодежь революционного рабочего класса. И чем больше нас будет под красным знаменем партии, тем мы сильнее как ее резерв. За каждого человека будем бороться в союзе как за самого себя! Леске же в счет не идет. Предлагаю снять его с ответственного поста в комитете!..
Платформу новоявленных анархистов осудили. Леске освободили, а Дрязгову закрыли дорогу в комитет…
Невольно пришла пора распрощаться и со старшим другом Александром Касторовичем Скороходовым.
Оставил он неизгладимый след в душе Петра: преподал науку — видеть в жизни главную линию партийного борца; научил стойкости, ясности. Как отец, прощал ошибки юности, подставлял плечо в минуты трудностей. Простились словно бы ненадолго, а вышло так, что навсегда.
Петр ушел с отрядом на фронт. Скороходов вскоре занял пост убитого Урицкого в питерской ВЧК. Однако не поладил с Зиновьевым, который часто впадал в панику, отпросился в армию. А в сентябре 1919 года его зверски казнили петлюровцы в Жмеринке.
Смородин возвратился в Питер весной двадцатого года, Александра Касторовича не было в живых. Но на каждом шагу в районе была память о нем. Его именем назвали Большую Монетную улицу, Крестовский трамвайный парк и бывший завод «Дюфлон», где он состоял на партийном учете и формировал отряды Красной гвардии.
ЯН ФАБРИЦИУС
Мало, слишком мало живых свидетельств осталось о военных годах Петра. Сам он ничего не записывал; кое-кто вспоминал о встречах с ним, но кратко, скупо, хотя и эти крохи раскрывают черты характера.
В анкетах о себе он сообщал: «В феврале 1918 года с партизанским отрядом ССРМ ушел на псковский фронт помощником начальника отряда. После расформирования отряда — комиссар полка».
До наших дней сохранилось одно изначальное формирование Вооруженных Сил молодой Советской России, которое он создал с братьями по оружию. Это гвардейский
На вопрос, в каких боях участвовал, Петр давал ответ: «Взятие Пскова, Юрьева, Ямбурга. И на Северном фронте». И сохранилась еще одна фраза в анкете: «1918 год. Председатель Гдовского укома РКП(б)».
А началось все с того, что питерский молодой большевик пошел бить немцев. Пошел как на трудовую вахту, только не с рабочим инструментом, а с наганом в руке.
Он был готов к этому, потому что грозой пахло в суровую зимнюю стужу. С Запада наползали тревожные вести: Антанта отклонила призыв новой России к прекращению огня; вильсоны, пункаре и ллойды джорджи готовились потопить в крови Советскую республику.
Россия предложила мир Германии. Кайзер согласился на перемирие, но в наглой форме потребовал аннексий и контрибуций. Ленин требовал подписать даже такой худой мирный договор. Троцкий вопреки воле партии договор не подписал. Войска Вильгельма II 18 февраля перешли в наступление на широком фронте. Им встречались на пути разрозненные отряды Красной гвардии да почти развалившиеся полки старой армии. Враг брал город за городом, спешил к Петрограду.
Нависла угроза над столицей, и в ночь с 21 на 22 февраля всей стране было передано воззвание Ленина «Социалистическое отечество в опасности!».
В ночь на 23 февраля завязались упорные бои под Псковом, Ревелем и Нарвой. Насмерть бились с немцами отряды Красной гвардии, балтийские моряки, латышские стрелки и красные летучие отряды эстонцев. Немцев на ряде участков задержали и опрокинули: 23 февраля стало днем рождения Красной Армии.
В эту же ночь в Смольном, в комнате № 75, вокруг Ленина над картой военных действий склонились бывшие генералы Бонч-Бруевич, Новицкий, Лукирский, Раттэль, Гришинский и Сулейман. И военные комиссары Подвойский, Мехоношин и Еремеев. И член ВЦИК, старый ленинец с 1903 года, вечный: каторжанин, как он называл себя. Ян Фабрициус по кличке Железный Мартын. Окончательно должен был решиться вопрос о судьбе Петрограда, о переезде правительства в Москву.
Мнение военных специалистов укрепило решение — Петрограда не сдавать, правительству переехать в Москву. В тот же день на большевистской фракции ВЦИК в Таврическом дворце Ленин выступил с резкой, суровой и ясной речью: немедленно принять немецкие условия мира. Фракция его поддержала.
Из Таврического дворца Ян Фабрициус отправился на Путиловский завод, отобрал там сорок три красногвардейца и отбыл с ними на фронт.
Через несколько часов отряд остановился на полустанке Третий разъезд, возле Гдова. В городе хозяйничали белогвардейцы. А на глазах у Фабрициуса грузились в теплушки солдаты-окопники, чтобы ехать по домам. Это был батальон 4-го Капорского пехотного полка — пятьсот пятьдесят пехотинцев и тридцать пять конных разведчиков. Командовал ими Нил Блинов.
Железный Мартын попросил собрать батальон на митинг. Капорцы не очень охотно сбились полукругом возле груды бревен. Винтовки со штыками, подсумки, саперные лопатки, гранаты. Боевая сила! Вот бы повернуть ее на Гдов! Только как ее склонить?
— Тише, товарищи! — крикнул Блинов. — Слово имеет представитель от Ленина, военный комиссар Фабрициус!
Железный Мартын, проведший в царских тюрьмах — и в кандалах на каторге, и в ссылке — десять лет, умел зажигать сердца.
Он вынул из кармана «Правду», прочитал, как клятву, ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». И от себя добавил одну лишь фразу:
— Кто против этой суровой ленинской правды? Через час эшелон двинулся к Гдову.
Это был еще один великий миг в истории пролетарской революции, с которого ведем мы летопись Красной Армии. Банда прапорщика Белова бежала под натиском капорцев и питерских красногвардейцев. Вечером Ян Фабрициус телеграфировал в Петроград: «Гдов освобожден».
А через три дня конная разведка капорцев и конный отряд путиловцев — братьев Новиковых, — начисто уничтожили крупное подразделение немцев на узкой улице в деревне Самолва…