Петр Великий и управление территориями Российского государства
Шрифт:
В целом, воевода должен был по административной линии исполнять все требования наказа, «посулов и поминков не брать», проявлять в службе «радение» интересам казны и «чинить» государю во всем прибыль. Если же он допустит нарушения порядка из оплошности или корысти – то ему «быть в опале и разорении».
Воевода был обязан чинить суд и расправу над виновными. Он должен соблюдать нормы Уложения 1649 г. и «новоуказных статей», брать судебные пошлины по установленным расценкам: с русских людей по 10 к. с 1 р., «с пересуду» (повторный суд) – 20 к. и «с первого десятка» (за пересмотр дела) – 2 к. С иноземцев пошлин не брать. «Лихомания» и «неправого суда» не допускать. «Смертные дела делать по указам» и писать о том в Приказ, в Москву. Оставшихся от прежнего воеводы «тюремных сидельцев» переписать и составить «статейный список»: по какому делу и сколько времени «сидят», «пытаны ли и что с пытки говорили». Прислать
Наказы запрещали воеводам, а также их родственникам, свойственникам и «знакомцам» торговать, «курить» вино, что необходимо покупать беспошлинно, строить или ремонтировать что-либо для своих нужд на казенные деньги.
Ввиду того, что наказы воеводам выдавались применительно к разным городам и территориям, обратимся к их особенностям.
Пограничный город и уезд. Много внимания в таком наказе уделялось роли воеводы в сношениях с сопредельными владетелями, в отношении к приехавшим из-за рубежа лицам, особенно купцам. Приехавших посланников и гонцов следовало расспрашивать, из каких государств они прибыли и «для каких дел». Пропускали их дальше, по пути в Москву, когда приходило оттуда соответствующее распоряжение. Воевода обязан был выяснить: не приехали ли из сопредельных стран «лазутчики» или для какого-нибудь «воровства». Если обнаружатся пришлые из-за рубежа «тайно» люди, их следовало задерживать и расспрашивать о цели их появления. То же относилось и к русским, пробиравшимся за рубеж «с вестями». Таких лиц следовало «имать и расспрашивать, а доведется до пытки – пытать». «Распросные» и «пыточные» речи – отсылать в Приказ, в Москву, а задержанных держать в тюрьме до указа.
Иностранные купцы из-за рубежа и русские за рубеж должны ехать по определенным дорогам, где есть таможни, чтобы таможенная пошлина «не терялась». У купцов-иностранцев требовать подорожные и проезжие грамоты. Если с ними «явятся» лишние иноземцы, то их не отпускать, пока не будет распоряжения из Приказа. Торговля русских с иноземцами должна вестись по указам, со взиманием пошлин. «Заповедные» (запретные) товары иностранцам не продавать. Воевода должен отъезжающих за рубеж русских купцов инструктировать, чтобы они там «проведывали про всякие вести тайным обычаем».
Терской воевода должен был регулировать отношения с «горцами». Так лошадей у них следовало покупать на Терском базаре, а отнюдь не в их «улусах», тем более – не красть. За это служилых людей наказывали «нещадно» кнутом и сажали в тюрьму до государева указа. Если служилые люди «в полках» захватят у неприятелей «ясырь» («женок, ребят и лошадей»), то воевода приказывал тот «погромный ясырь» «явить» в таможне и продать русским людям с уплатой пошлины. Астраханский воевода был обязан «велеть» «ногайским и едисанским мурзам» и их людям кочевать под городом на прежних кочевьях. При этом следовало обзавестись «аманатами».
От воевод могли требовать заниматься поисками полезных ископаемых и их разработкой. Так казанский воевода должен был отчитаться о разработке медной руды с 1653 г. Где-то она «вышла вся без остатка», а где-то есть «медная руды жила толщиной в бревно». Воеводе приказано «досматривать и сыскивать медную руду против прежнего» И где «сыщется… – заводить медные рудные заводы». Из Москвы «для рудокопного дела» послан «рудознатного и медного дела мастер» и с ним 500 р. Также казанский воевода должен организовать «варку» селитры и «зелье» (порох) делать. Тобольский воевода обязан узнать, кто из местных жителей «знает руду золотую или серебряную, и медную, и слюду» или разыщет их месторождения позже. На те места следовало посылать «для досмотра» людей «добрых». А им – составлять описания и руду для опытов привозить в Тобольск, а после писать в Москву. Также необходимо было разведать о возможностях «варки» селитры и о местах, где есть «сера горючая» – все для порохового дела. Воеводе в Нерчинске «со всяким радением осматривать, где слюда объявится». Место это «описать, а слюды наломать» и образцы прислать в Москву. Поскольку на слюду есть спрос в Китае, то послать туда ее и менять на золото, серебро и на другие товары, чтобы казне «было прибыльнее». Также от нерчинского воеводы требовалось искать места, где есть «корень ревень копытчатый… прямой, а не черенковый». Его нужно было «накопать и на солнце высушить кусками, а покласть в мешки, и в сундуки», и отправить в Москву 2–3 пуда. Если же «сыщется» такой ревень «добрый», то накопать его уже 20–30 пудов и послать туда же. В случае возможности купить его у бухарцев по 2–3 р. за пуд,
В наказах воеводам тех мест, где имелось нерусское население, платившее «ясак», этому вопросу уделялось особое внимание. Для воевод сибирских городов вся процедура, начиная со сбора «ясака» и заканчивая его отправкой в Москву, в наказах представлена чрезвычайно подробно – она составляет большую часть всего текста. И это не случайно, ибо «ясак» из Сибири – это особо ценная пушнина, дававшая значительный доход.
В наказах из Сибирского приказа отмечено, что о злоупотреблениях при сборе «ясака» воевод, приказных и служилых людей известно. Поэтому везде звучит призыв этих злоупотреблений не допускать под угрозой жестокого наказания. Воевода должен был наказывать сборщиков «ясака», допускавших «насильства и грабежи» по отношению к «ясачным», вплоть до смертной казни. Сказано, чтобы он организовал «неоплошный» сбор «ясака». Причем его следовало брать с «ясачных» людей, мужчин не моложе 18 лет. «Ясак» состоял из самой ценной пушнины: соболей и лисиц «черных, черно-бурых и бурых добрых», ценой по 8–50 р. «и больше». Эти меха предназначались только в казну: никто, ни воевода, приказные и служилые люди не могли ими пользоваться, торговать ими было нельзя, и за рубеж их тоже вывозить запрещалось. Если эта ценная пушнина, по каким-то причинам не сдавалась, то «ясак» мог состоять и из других мехов.
После того, как «ясак» собран, на месте воевода должен следить, чтобы пушнина была разобрана по сортам (в зависимости от цены). Причем оценка на месте должна быть «прямой», то есть цена не должна быть завышенной. Последнее как раз относилось к числу злоупотреблений: воеводы с приказными завышали цену, а поскольку они должны были отчитываться перед Москвой не только за шкурки, но и за определенную сумму по оценке «ясака», то имелась возможность утаивать часть шкурок. В Москве были реально обеспокоены тем, что шкурок привозили все меньше, а стоимость все время росла. С этим постоянно боролись. Тем более понятно, что цена шкурок в Москве была намного большей, чем в сибирских городах.
Кроме того, воеводам, приказным и служилым людям строго запрещалось вывозить пушнину из Сибири в Европейскую Россию. У нарушителей ее изымали, причем им полагалось суровое наказание кнутом и тюрьма «до указа». Воевода мог купить, «про себя», ограниченное количество шкурок на Гостином дворе, исключая ценные меха, упомянутые выше: «красных» лисиц, куниц, песцов, белку «себе на платье», по 2–3 шубы или сшитых меха, торговать которыми купцам разрешалось. Кроме того, воеводы, возвращавшиеся из Сибири, могли вести с собой: тобольские и томские по 500 р., из остальных городов, равно, как и дьяки, по 300 р. Все обнаруженное сверх того – отбиралось в казну. Вообще же официальными воротами в Сибирь был город Верхотурье. Из Европейской России в Сибирь и обратно можно было провозить товары и имущество, предъявляя в верхотурской таможне. Причем воеводы, приказные и служилые люди, назначенные служить в сибирских городах и острогах (крепостях), могли вести только определенные в соответствующих грамотах предметы и припасы. Особенно строго следили, чтобы количество хмельного для личного употребления не превышало установленную норму. Купцы, нарушавшие условия провоза товаров их лишались. Особо оговаривалось, чтобы они не покупали у местного населения пушнину, даже разрешенную к продаже, до того, как был собран весь положенный «ясак».
В Сибири могло случиться так, что «князьцы и улусные люди учнут изменять». Воевода должен тогда организовать против них военную экспедицию. Вначале изменивших следовало «уговаривать лаской». Если же они станут «биться», то над ними «промышлять всякими обычаями», а пойманных сажать в тюрьму и писать об этом в Москву. Когда потом «немирные» станут вновь проситься под государя «высокую руку» и платить «ясак», то им пленных «на откуп» отдавать. Крещеных нерусских можно было определять на «убылые казачьи места». Нерусским народам строго запрещалось продавать огнестрельное оружие и боеприпасы.
Воевода также должен был заботиться о расширении государевой власти. На те земли, «где ясак не платят», он обязан был посылать служилых людей и приводить тамошнее население «под государеву высокую руку», чтобы они платили «ясак». «Неясачные» инородцы могли сами приезжать к воеводе и проситься в подданство. Воевода должен «им показать всякий привет и ласку», и обещать, что никаких обид им не будет, а государь им покажет свою «милость». Если они будут платить «ясак», то их будут жаловать и от недругов защищать. Новых «ясачных» нельзя было чем-либо ожесточать, то есть не допускать злоупотреблений. За приращение подвластных территорий в Сибири государь своих служилых людей будет жаловать «деньгами, и сукнами, и камками, и тафтами». Но за присвоение «мягкой рухледи» их будут наказывать, бить батогами или кнутом.