Петрович и происшествие в ресторане
Шрифт:
– Вот когда потеряют мужика своего в расцвете лет, тогда поймут, кого жалеть надо было! Ты ешь эту химию, а потом жалуешься: «Гастрит у меня от вас, скоро язва будет!» Обедаешь черти чем, – Валабин показал на ведро с мусором у стола, из которого, словно поднимавшееся на дрожжах тесто, пытались выпрыгнуть две пачки быстрорастворимой лапши. – Лень до столовой дойти?
– Да знаю я, что это редкостная дрянь! – отмахнулся Петрович. – И жена мне ее покупать не разрешает. Но, понимаешь, нравится мне эта гадость! Вот и позволяю себе иногда на работе.
– Да, слабые мы, люди, немощные
– А ты что, у нас из этих, ЗОЖ? – ухмыльнулся Петрович, гадая, знает ли Валабин значение этой аббревиатуры.
– Здоровый Образ Жизни, считаю, что это хорошо, но я не из фанатиков. А вам, Александр Петрович, должно быть стыдно, что ленитесь дойти до столовой! Для ваших там неплохо готовят. Стейк вагю конечно не попробуешь, но котлеты по-киевски очень даже не дурны.
– Что еще за стейк вагю?
– Э-э! Я, смотрю, Петрович ты совсем не разбираетесь в деликатесах! Стейк вагю – это знаменитая японская мраморная говядина! – воскликнул Валабин. – Хотя, действительно, где ты мог ее попробовать? Один кусок стоит пол твоей зарплаты! В таких заведениях, я думаю, тебе не случалось отобедать!
– А ты сам-то обедал? – поинтересовался Петрович.
– Ну было пару раз, – вздохнул в ответ Валабин. – Мне тоже особо не почину, даже когда при лавэ… Хотя, когда ты сидишь в таком ресторане с бутылочкой красного «Домани лерой» и сыром «Олд форд»… – Валабин, задумавшись, потянулся в кресле, видимо, предавшись сладким воспоминаниям… Но быстро опомнился и принял прежнюю позу «внимательной готовности», сидя на краешке кресла.
– Тоже мне гурман нашелся, ты сейчас в другом месте «сидишь», – Петрович усмехнулся своей шутке, повертел в руках пластиковую вилку из обеденного набора. – А вот мне нравится китайская лапша, – упрямо повторил он, словно школьник, пытавшийся что-то доказать старшим, а по сути самому себе. – Ну а если мне захочется побаловать себя, то возьму бутылочку немецкого пива, только если хорошая скидка в супермаркете.
– Да слышал я от пацанов, где разливают это «немецкое пиво» с хорошими скидками! – воскликнул Валабин, но тут же понял, что необдуманно вторгся на территорию чужих «сладких грез» и быстро попробовал «переобуться на ходу»: – Да, немецкое пиво – это хорошо! Но это бездонная тема для другого разговора! А сейчас давай-ка «нарисую» тебе какую-нибудь историю для хорошего пищеварения! – он закатил глаза к небу, словно перебирая папки с файлами в своей голове.
– Только что-нибудь новое и интересное!
– Все новые темы – это старые схемы под свежим соусом! – философски заметил Валабин. – Ну вот, например, назовем ее «история с педофилом»…
Петрович чуть с кресла не упал:
– Ты придурок! Это что, по-твоему, история для хорошего пищеварения?! Хочешь, чтобы меня тут, наоборот, стошнило?
– Ну хорошо, хорошо, ступил я начальник! – Валабин вытянул руки перед собой, махая ладонями, словно пытаясь успокоить и вернуть Петровича в прежнее положение. – Тогда пусть будет «история о воспитании». У тебя же есть дети, Петрович?
– Пацан Серега
– Да! Так что для нас, начальник, эта история будет вполне уместна! Кстати, – Валабин красноречиво помахал рукою, – хорошая еда там тоже будет!
– Ладно, валяй, – устало вздохнул Петрович и приготовился слушать.
***
Июль, ранний московский вечер. Метрдотель дорого столичного ресторана Лавр Ираклиевич, по обычаю стоя в углу у своего столика, внимательно осматривал зал. Посетителей было мало – впрочем, как и следовало для этого времени дня; основная публика начнет собираться позже.
У окна сидели две дамы: известная скандальная журналистка Латыгина со своей подругой – светской «львицей» Анжеликой Войновской. Это постоянные клиентки. Лавр Ираклиевич был хорошо с ними знаком. Они были из той категория клиентов, которые не первый год посещают их заведение. Он хорошо знал их, обращался к ним по имени-отчеству, а они зачастую звали его просто – Лавр.
И вообще Лавр Ираклиевич мог бы похвастаться знакомством со многими известными людьми, а также не известными, но зачастую решающими судьбы своих соотечественников. Ведь их ресторан посещали не только и даже не столько «звезды», а по большей части люди, которые предпочитали, чтобы их личная жизнь не попадала «на свет»: министры, генералы, политики, дипломаты.
Большинство из них могли не знать по имени своих сотрудников, с которыми они работали на одном этаже много лет. А вот к Лавру Ираклиевичу обращались по имени-отчеству, уже на второй или третий раз посетив их в ресторан. А часто просто – Лавр и обязательно на вы. Эти господа, привыкшие командовать с утра до вечера, – что, впрочем, входило в их служебные обязанности, – заходя в зал непременно старались поздороваться с ним за руку: «Здравствуйте, Лавр». Он любил сам подойти к каждому столику, рассаживая гостей поудобнее. А они, изучая меню, словно приклоняли перед ним свою голову: «Что вы сегодня посоветуете, Лавр Ираклиевич?»
Он перевел взгляд дальше, осматривая зал. Ближе к угловой стенке сидел мужчина лет тридцати пяти с мальчиком лет восьми. Наверное, отец с сыном. Мужчина склонился к мальчугану и, похоже, пытался заинтересовать его какой-то историей, но тот со скучающим видом ковырялся в фарфоровом блюдце с мороженым, и по всему было видно, что он просто изнывает от этого мероприятия. «Наверное, в голове у него был футбол с друзьями, – подумал Лавр Ираклиевич. – Или, скорее всего, компьютерная игра с новым уровнем, который он собирался пройти сегодня вечером».
Такая категория посетителей была редкой для их заведения. «Видимо, папаша, выбирал место больше для себя, чем думая о сыне», – усмехнулся метрдотель. На столе у них стояла бутылка вина, аккуратно завернутая в белоснежную шелковую салфетку, недопитый бокал и какая-то закуска. Лавр Ираклиевич не уделил особого внимания этому гостю. У них он видел его в первый раз (хотя лицо его показалось ему знакомым) и решил, что Иваныч – официант, который обслуживал их столик, вполне с ними справится. Тем более раз отец решил посвятить время сыну, то не стоит влезать в их личные дела, нарушая ауру семейного вечера.
Конец ознакомительного фрагмента.