Петровна
Шрифт:
— Куда их? — спросил один из стражников. — В тюрьму или…
Недосказанность эта Петровне совсем не понравилась.
— В тюрьму, — ответил высокий. — Пусть хозяин сам с ними разбирается.
Вскоре Петровна, Валентина и Алмус уже сидели в темной тесной каморке. Стена, выходящая в коридор, была забрана железными прутьями. В ней же была и дверь. Тюрьма находилась в подвале, коридор между камерами освещали факелы, которые изрядно чадили, добавляя вони в и без того спертый воздух.
— Подлая женщина! Как она могла так поступить! — возмущалась
— Может это единственный способ провести нас в тюрьму. И она это сделала для нашей же пользы.
Валентина повеселела.
— Ты думаешь?
Петровна не верила в эту идею, но в подругу стоило вселить боевой дух, а другого способа не было.
— Конечно. Как еще мы могли бы сюда попасть? “Простите, господа стражники, мы только посмотрим и обратно”. Как что ли?
— Значит она за нами придет? — ложь оказалась действенной, Валентина расцвела.
— Конечно! — заверила ее Петровна и подумала: “Чёрта с два”.
— Кто-то идет! — внезапно воскликнул Алмус, который все это время торчал возле решетки, вслушиваясь и вглядываясь в даль.
Валентина вскочила и бросилась к нему.
Петровна подошла к ним, полная дурных предчувствий.
Послышались шаги. Кто-то приближался.
— Зиночка, ты была права! — воскликнула Валентина, завидев идущую по коридору Фронюшку. — Мы здесь! — она радостно замахала руками.
Ключница, проходя мимо, бросила на нее полный презрения взгляд.
Валентина так и замерла, растерянная, с поднятой рукой.
Ушла гостья не так уж далеко, остановилась чуть дальше по коридору и нежно проворковала:
— Дорогой, проснись, это я.
В ответ послышался шорох, перешедший в кряхтение.
— Ну, чего? — раздался недовольный мужской голос, показавшийся Петровне смутно знакомым.
— Вот, покушать тебе принесла, птичьи крылышки, как ты любишь.
Петровна нахмурилась. Знавала она одного любителя крылышек, будь он неладен. Но было это давно и совсем в другом мире. Должно быть, показалось, решила она. На свете найдется куча людей, любящих жареные крылья.
— Ладно, давай, — проворчал невидимый Петровне узник. Фронюшка достала из корины сверток и просунула между прутьями… Раздался шорох, потянуло жареным. Рот Петровны наполнился слюной.
— Не сердись, милый, скоро ты будешь свободен, — ворковала ключница. — Совсем-совсем скоро.
— Ага, с чего бы, — пробурчал “милый” с набитым ртом. — Сижу тут как дурак уже… Сколько я тут сижу?
— Пятый день, — Петровна и представить не могла, что у ключницы может быть такой заискивающий тон.
— Вот именно! Пятый день! А ты мне что обещала? Вытащу-вытащу… — в голосе узника послышалось отвращение. — Смотри, Фронька, — тон его сделался угрожающим, еще немного — и не видать тебе свадьбы. Или ты передумала? Поди к Прогу переметнулась, пока я здесь нары грею.
— Что ты, любимый, какой Прог! Дней и ночей не спала, только о тебе и думала. И придумала! Прислала Великая Богиня нам удачу — сегодня же будешь на
— Во-во, и отправят меня на веревке качаться, как раз виселицу обновлю. Сама знаешь, чем шпионы жизнь кончают.
— Знаю, милый, но не тебя сегодня шпионом объявят.
Дальше Петровна не расслышала — ключница перешла на шепот.
— Умно, — с усмешкой произнес ее собеседник. — Молодчина, хвалю!
Они еще немного пошушукались, и ключница прошествовала обратно.
Понурая Валентина вернулась обратно на солому. Алмус занялся изучением дверного замка, пытаясь открыть его магией. Но то ли магия в этом мире не работала, то ли замок оказался заговоренным — ничего не получалось. Петровна, прислонившись к металлическим прутьям, пыталась осмыслить услышанное.
Размышления прервал голос:
— Эй, народ! Вас откуда принесло?
Петровна поморщилась. Как бы ей ни хотелось обратного, голос был “тот самый”. Сделав своим спутникам знак “молчать”, она отошла вглубь камеры и тоже уселась на солому.
— Ну нет так нет, — подытожил говорун после недолгого ожидания.
Алмус перестал терзать дверь и тоже присел рядом. Настроение у всех троих после визита ключницы резко испортилось.
После тяжелого запаха подземелья вечерняя свежесть казалась упоительной. Идя в окружении стражников по двору, Петровна слышала в отдалении щебет птиц, перемежающийся стуком — где-то что-то строили. Судя по запаху, из дерева. Миновав мощеное будыжником пространство, стражники свернули за угол, и Петровна едва не запнулась — взору предстала виселица с высоким эшафотом. Плотники как раз прибивали настил.
— Ну что, долго еще? — поинтересовался стражник у строителей.
— Самую малость, — ответил мужик с молотком, вытирая со лба пот. Вид у него был довольный, как у добросовестного работяги. Что в общем-то так и было — конструкция удалась на славу. Крепко сбитые доски не имели ни одной щелочки.
— Хорошая работа, — кивнул стражник.
— А то, — плотник знал себе цену. — Строим на века.
Стражник понимающе кивнул, и процессия двинулась дальше.
Вскоре их привели в зал, стены которого были сплошь покрыты гобеленами. И сцены на этих гобеленах все как одна касались правосудия: некто в алой мантии с неразличимым лицом, простирая длань, указывал ею на виновников. Иногда длань держала меч или топор на длинной ручке.
По центру зала, похожая на кровавую реку, пролегала дорожка, ведущая к трону. На троне с важным видом восседал некто в алой мантии. Сложно сказать, был ли это тот самый человек, увековеченный на гобеленах — лицо закрывала маской. Да еще и платок был на голову наброшен. Тоже алый, но сильно полинявший. Должно быть, от частого использования. Справа от трона стоял человек в простом сером плаще. Лицо его тоже скрывала маска. Третий участник действия, высокий тощий мужчина в расшитом узорами одеянии, сидел за столиком поодаль, делая записи в книге.