Пэтти в колледже

Вебстер Джин

– М-мм, – сказала Пэтти, – должно быть, это Присцилла.

– Нет, – улыбнулся епископ, – это не Присцилла. Молодая женщина, о которой я говорю, – председатель вашей студенческой ассоциации, Кэтрин Фэйр.

– Да, верно, – проговорила Пэтти серьезно. – Кэти Фэйр рубит прямо с плеча.

– А Вы разве не хотели бы выйти из стен колледжа с такой репутацией?

– Да не такая уж я плохая, – взмолилась Пэтти, – то есть, если говорить об испорченности как таковой. Но я не могла быть такой же хорошей, как Кэти:

это значило бы пойти против природы.

– Боюсь, – предположил епископ, – что Вы не слишком стараетесь. Сейчас, когда Вы молоды, Вам, возможно, не кажется, что то, что думают люди, важно; но что будет, когда Вы станете старше? А до этого не так уж много времени, – добавил он. – Не успеете опомниться, как придет старость.

Пэтти приняла серьезный вид.

– Вскоре Вам исполнится тридцать, затем сорок, а потом пятьдесят.

Пэтти вздохнула.

– Полагаете, что в таком возрасте женщина привлекательна, если она пускается на уловки и ухищрения?

Испытывая некоторую неловкость, Пэтти рыла носком ботинка небольшую ямку в сосновых иголках.

– Следует помнить, моя дорогая, что нельзя вылепить характер в одно мгновение. Характер – растение медленнорастущее, и семена требуют заблаговременной посадки.

Епископ поднялся и Пэтти облегченно вскочила на ноги. Он прихватил подушку и книгу, и они стали спускаться с холма. – Все-таки я прочел Вам проповедь, – произнес он сконфуженно, – но проповедовать – моя профессия, и Вы должны простить старика за банальность.

Остановившись перед дверью Филлипс-холла, Пэтти с улыбкой протянула руку. – До свидания, епископ, – сказала она, – и спасибо за проповедь, думаю, я нуждалась в ней – я действительно становлюсь старше.

Она медленно поднялась по лестнице и, помешкав немного возле своей комнаты, в которой звук смеющихся голосов, доносившихся сквозь окно с фрамугой, означал, что клан в сборе, проследовала к двери одноместной комнаты в конце коридора.

– Войдите, – позвал голос в ответ на ее стук.

Пэтти повернула ручку и просунула голову в дверь. – Привет, Кэти! Ты не занята?

– Конечно, нет. Заходи и поговори со мной.

Пэтти закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. – Это не дружеский визит, – объявила она торжественно. – Я пришла к тебе официально.

– Официально?

– По-моему, ты председатель студенческой ассоциации?

– По-моему, да, – вздохнула Кэти, – и если у президента Соединенных Штатов хоть вполовину меньше хлопот с его подданными, чем у меня с моими, то я выражаю ему мое искреннее сочувствие.

– Наверное, мы доставляем тебе массу хлопот, – сокрушенно произнесла Пэтти.

– Хлопот! Дорогая моя, – сказала Кэти серьезно. – Всю неделю я провела, бегая от коттеджа к коттеджу и держа речи перед этими чертовыми первокурсницами. Они не станут подавать объяснительных записок по поводу прогулов церковной службы и будут сбегать с библиотечными книжками

и, вообще, они аморальны.

– Они могут себе это позволить, ведь они молоды, – вздохнула Пэтти с завистью. – Я же старею, – прибавила она, – и пришло время измениться к лучшему. Я заскочила к тебе, чтобы сказать, что у меня набралось четыре прогула сверх нормы, в отношении которых у меня нет ни единого объяснения.

– О чем ты говоришь? – потрясенно спросила Кэти.

– Об объяснительных записках насчет прогулов церковных служб. Я пропустила дополнительно четыре службы, – кажется, четыре, хотя я, пожалуй, сбилась со счета, – и у меня совершенно нет объяснений.

– Но, Пэтти, не говори так. У тебя должно быть какое-нибудь объяснение, какая-нибудь отговорка для…

– Ни малейшего намека. Просто я не пошла, потому что мне не хотелось идти.

– Но ты должна предоставить мне какую-нибудь причину, – огорченно возразила Кэти, – иначе мне придется сообщить комитету и тебя лишат привилегий. Ты не можешь себе этого позволить, понимаешь, ты же распорядительница выпускного бала.

– Но у меня не было повода и я не могу его сейчас придумать, – сказала Пэтти. – Скоро мне исполнится тридцать, затем сорок, а потом пятьдесят. Полагаешь, что в таком возрасте женщина привлекательна, если она пускается на уловки и ухищрения? Характер, – прибавила она торжественно, – это медленнорастущее растение, и семена требуют заблаговременной посадки.

Кэти выглядела озадаченной. – Я не знаю, о чем ты говоришь, – произнесла она, – но, думаю, что ты знаешь. Как бы то ни было, – добавила она, – я сожалею насчет должности распорядителя, но я… ну, я вроде как тоже рада. – Она положила руку на плечо Пэтти. – Конечно, ты всегда нравилась мне, Пэтти, – и всем нравишься, – но мне кажется, я никогда не оценивала тебя по достоинству, и я рада, что поняла это раньше, чем мы закончили колледж.

Пэтти слегка вспыхнула и отступила в некоторой застенчивости. – Лучше отложи свои поздравления до завтра, – засмеялась она, – а то я еще придумаю ночью какое-нибудь хорошее объяснение. До встречи.

В кабинете ее встретили приветственным кличем.

– Что ж, Пэтти, – сказала Присцилла, – я слыхала, что ты прогуливаешься с епископом. Ты сказала ему о том, что прогуляла службу?

– Да, и он сказал, что тоже хотел бы ее прогулять.

– Она неисправима, – вздохнула Джорджи, – она развращает даже епископа.

– Будь осторожна, Пэтти Уайатт, – предупредила Бонни Коннот. – Если не будешь бдительной, комитет самоуправления тебя достанет и, когда тебя исключат из распорядителей выпускного бала, тогда ты пожалеешь.

Пэтти на миг посерьезнела, но поспешила напустить на себя беспечный вид. – Меня уже достали, – рассмеялась она, – и уже исключили или, во всяком случае, исключат, как только соберутся на заседание.

– Пэтти! – воскликнул испуганный хор голосов. – Что ты имеешь в виду?