Певцы Родины
Шрифт:
высказывания большого французского мастера Домье: "Художник должен
принадлежать своему времени".
Дейнека целиком, безраздельно отдал весь свой талант народу. И в этой
цельности, чистоте и правоверности мастера, его неуемном, не прекращающемся
ни на день труде, напряжении гражданской совести художника, бескомпромиссно
отбрасывающей любую фальшь и ложь в своем искусстве, постоянном тревожном
поиске все новых и новых форм самовыражения, в этом
самоистрачивании - вся сила Дей-неки, знавшего радость полета мечты.
...Конец апреля. Переделкино. Маленький темно-красный домик - дача
Дейнеки. Легкое серебряное кружево берез. Поют скворцы. Весна набирает силу.
В звонком лазоревом небе плывут перламутровые легкие облака. В ложбинах
ноздреватый синий снег. Мерно раскачиваются ели, окружающие белый кубик
мастерской с легкой лесенкой, ведущей наверх. Голубые стены. Огромное
стеклянное окно. Холсты, подрамники, планшеты, множество книг. У мольберта
маленькая, тщательно вычищенная палитра.
– Его последняя палитра, - говорит Елена Павловна, жена художника.
Саженный холст "Купальщица". Эскиз мозаики "Ломоносов". На полках
скульптура. На мольберте начатый этюд... Все здесь выглядит так, как будто
мастер ушел ненадолго. Можно видеть сложный, интересный мир художника. Его
любимые репродукции. "Сотворение Адама" Микеланджело, сельский пейзаж Ван
Гога, портрет Матисса. Оригинал Леже...
..."Мать". Сюжет вечный. На руках молодой женщины спит малыш. Но как
необычно решает холст Дейнека. Ровный, теплый, мерцающий свет словно
обволакивает фигуру, озаряет благородное, нежное лицо, русые волосы, высокий
чистый лоб, прямой нос, строгий рисунок губ, мягкую, но энергичную линию
подбородка. Мать не сводит глаз с мальчугана, трогательно прильнувшего к ее
плечу. Взор женщины полон заботы. Что ждет ее дитя? Сдержанный глубокий фон
усиливает состояние тревоги, хотя малыш спит безмятежно. Спокойствие,
гармония, разлитые на холсте, обманчивы. Поэтому мы видим еле заметный
трепет ресниц и тонких ноздрей женщины. Ее губы приоткрыты, и вот-вот с них
готово слететь слово. Какое? Мы не знаем. И вот эта загадка делает картину
бездонной по емкости поставленной поэтической человечной темы - материнства.
Дейнека восславил земную любовь матери, оберегающей свое дитя от всех
случайностей нашего тревожного века. Полотно художника превращается в
символ - так высока патетика формы, так музыкальна пластика линий, объемов,
цвета, восходящая к самым высоким образцам античности и Ренессанса.
Поразителен колорит холста, построенный на сочетании
красок. Живопись предельно экономна, по своей сдержанности и благородству
фактуры она напоминает фреску.
"Я ставил себе цель найти истинную живописную простоту, - рассказывал
Дейнека, - но мне не хотелось потерять духовную, сложную суть этой огромной,
извечной темы. Работа над большими композициями, привычка к синтезу, к
обобщениям помогли, как мне кажется, решить эту задачу. Но главное, что
научило меня видеть, была сама жизнь, опыт моей личной биографии,
воспоминания детства, юности.
Чем больше я живу, тем сильнее убеждаюсь в неуемной тяге большинства
людей к прекрасному, к искусству. Ни грохот гражданской войны, ни грязь
окопов, ни обозы с умершими от тифа не смогли убить влечения людей к
красоте. Помню завьюженные площади Курска и первые революционные панно -
яркие, наивные, но прекрасные своей простодушной верой в свет и правду
своего времени. Настоящее искусство рождается в результате большого
человеческого чувства - это может быть радость и может быть гнев. Прекрасное
произведение истинно большого художника доступно всем людям, но для этого
идея должна быть воплощена в совершенную форму. Таковы законы пластики.
Искусство Микеланджело, Веронезе, Сурикова, Мане стало понятно всем, оно
перешло рубежи времени, географию и стало достоянием мировой культуры.
Меня корили за то, что пишу гладко, так написана "Мать" и другие
станковые полотна, но мне кажется, темперамент заключается не в размашистом
мазке, а в более глубоких проявлениях. Микеланджело писал очень гладко и
непастозно, но это был великий темперамент. Это понятно, но многим невыгодно
с этим согласиться".
Эти строки, может быть, не всем ясны. Но в тридцатые годы "мазистая"
манера письма была присуща некоторым маститым и влиятельным художникам, и
они порою обвиняли Дейнеку во всех смертных грехах. Вот строки из
воспоминаний мастера:
"Где-то за что-то меня "крыли", говорили, что я формалист, потом
говорили, что без формализма далеко не уедешь, что я рационалист, что у меня
ориентация на Запад и т. д. и т. д. Взяли под сомнение всю мою качественную
выучку. Все это бралось под сомнение. Бралась под сомнение, например, даже
такая вещь, как моя тематика по спорту. Говорили, что я за спортом прячу
свое политическое лицо. Явные благоглупости!"
Но Дейнека был тверд. Для него "манера" живописи была вопросом языка,