Певец меча

Роберсон Дженнифер

– Но ты свободен, – отрезала она. – Ты не пленник, ты ученик, наравне с остальными… Никто не будет держать тебя здесь против твоей воли. Тебя не закуют в кандалы и не запрут в доме. Может быть тебе дадут яватму…

– Я не хочу яватму! – закричал я. – Я хочу только сесть в эту лодку – с тобой – и переплыть озеро, прямо сейчас. А там мы возьмем жеребца и к аидам уберемся отсюда.

– У меня есть год, – непреклонно объявила она. – Должным образом приобретенный и оплаченный.

– Моей свободой! – я не сводил с нее глаз, изумляясь ее решимости, полному отсутствию

жалости ко мне, равнодушию, с которым она меня продала.

– Ты даже не спросила, что я об этом думаю.

Она повернулась и взглянула мне в глаза.

– А если бы я подошла к тебе и нежно сказала: «Пожалуйста, Тигр, ты сделаешь это для меня? Тигр, ты подаришь мне год твоей жизни?» – Дел покачала головой. – Зачем тратить слова попусту. Я же знала, что ты ответишь.

– Нет, не знала. Даже не представляла. Потому что ты так увлечена собой и своими проблемами, что моих проблем не замечаешь.

– Замечаю! – закричала она. – Я все замечаю! Но я не могу забыть и о Калле! Я помню о моей дочери…

– …которую ты бросила сразу же после ее рождения.

– Потому что я была вынуждена…

– Не вали мне это козье дерьмо, Дел. Ты могла ее и не бросать. Никто тебя не заставлял. Никто не вырывал у тебя ребенка и не запрещал приближаться к ней, пока ты не отомстишь за свою семью. Ты сама приняла решение. Твое…

– А что ты об этом знаешь? – закричала Дел. – Что ты знаешь о любви и чести семьи… что ты знаешь об ответственности родственников друг за друга. У тебя же никого нет, за всю твою жизнь ты так и не узнал, что такое ответственность перед кем-то.

Ударила она больно.

– А ты думала об ответственности перед Калле, когда бросала ее? Ты делала это на благо Калле или ради себя?

Глаза Дел загорелись.

– Я…

– …должна была это сделать. Знаю, – я покачал головой. – У тебя есть полное право принимать суровые решения, когда дело касается только тебя. Но ты не имеешь права решать, как жить другим.

– Калле моя.

– Ты отдала ее.

– Нет.

– Да, – я тяжело вздохнул и потер шрамы на щеке, собирая остатки терпения и самообладания. На меня навалилась странная тяжесть. – Ей хорошо с Телеком и Ханой, ты сама это признала. Зачем все разрушать?

– Я не хочу ничего разрушать. Просто один год я тоже буду рядом с ней.

– А ты подумала, как Калле к этому отнесется? Ты – временная мать, пришедшая когда тебе этого захотелось, и ты ждешь, что девочка привяжется к тебе и полюбит тебя как Хану? – я покачал головой. – Каково ей будет, Дел?

Дел отвернулась и пристально уставилась на озеро. В голубых глазах заблестели слезы.

– Один год против всей жизни.

– Ну а что будет, когда год закончится и тебе придется оставить ее навсегда? Думаешь это будет легко? Думаешь ты сможешь просто уйти, сказав, что время истекло?

– Лучше я уйду зная, что провела с ней год, чем с такой пустотой, как сейчас.

Большей глупости нельзя было придумать.

– Но ты бросила ее на следующий день после рождения, Дел! Ты провела пять лет вдали от нее… так откуда такие требования?

– Я поняла, что совершила ошибку, –

Дел снова повернулась ко мне. – Я ошибалась, Тигр, – она была так напряжена, что я опасался срыва. – Когда я пришла сюда, у меня перед глазами все время стояли Аджани и его люди, и я не могла думать ни о чем, кроме мести. Мечты о ней поддерживали меня всю дорогу до Стаал-Уста. Я знала, что вынашиваю ребенка. Знала, что как только научусь обращаться с мечом, получу свою яватму, я смогу сделать все, о чем мечтаю. Тогда у меня будут и силы, и мастерство для этого.

Я постарался говорить спокойно.

– Я знаю, что такое месть. Я знаю, что такое ненависть. Но невозможно жить нормальной жизнью, подчиняясь только этим чувствам.

Дел сжала губы.

– Я жила, подчиняясь этим чувствам пять лет, так что не говори мне, что это невозможно.

– Я сказал нормальной жизнью, Дел. Твоя жизнь не нормальна. Она даже не близка к нормальной.

– Может и нет, – согласилась Дел. – Но я надеюсь, что проведя год здесь, с Калле, я верну душевное равновесие, которое мне необходимо.

Я развел руками.

– А как же Калле? Каково ей будет?

Дел замотала головой так решительно, что косы зашлепали по плечам.

– Тигр, ты не понимаешь. Ты даже не представляешь…

– …что может чувствовать Калле? – закончил я. – Подумай еще раз, Дел.

Она прижала ладони к вискам.

– Ты не понимаешь, – повторила она. – Откуда тебе понять? Ты же сам признал, что не знаешь, зачал ли хоть одного ребенка и тебе безразлично, есть ли на Юге дети твоей крови, – она отвела от лица ладони и ударила ими по бедрам. – И ты стоишь здесь и поучаешь меня, утверждая, что знаешь все переживания моей дочери?

– Да, – отрезал я. – Знаю гораздо лучше, чем ты.

– Тигр… – раздраженно начала Дел.

– Я знаю, – повторил я, для выразительности ткнув себя пальцем в грудь. – Я знаю – глубоко внутри, вот здесь – что это такое, быть брошенным. Каково расти, не зная родителей… Каково быть одному… Каково сознавать, что женщина, которая родила тебя, бросила тебя на песок как дерьмо и оставила гнить, – я подошел ближе к Дел, совсем близко. – Я знаю, Дел. Очень хорошо знаю.

Она побелела и не сводила с меня глаз. Я изумил ее страстью в голосе, но не переубедил. Дел не считалась со мной.

– Это не одно и то же, Тигр. Я не бросала Калле…

– Она не поймет в чем разница, – грубовато сказал я. – Да, ты, Хана и Телек попытаетесь объяснить ей, что произошло, но она не поймет. Она просто будет знать, что ты ушла. Что ты оставила ее… и только это будет иметь значение. Она не поймет всех причин твоего отъезда, но поймет, что ты ее бросила.

– Когда она повзрослеет…

– На сколько? – спросил я. – Для этого должны пройти годы, Дел. Много-много лет, пока она сама не столкнется со сложностями жизни, но и тогда она может не понять до конца. Оттого, что человек понимает причины, боль меньше не становится, – я глубоко вздохнул. – Тебе вынесен суровый приговор: вечное изгнание из Стаал-Уста, вечная разлука с дочерью… А ты подумала, как этот купленный год изменит ее жизнь?