Певец меча
Шрифт:
При этом мы давно поняли, что не можем друг без друга, как не можем без танца.
Солнечный свет позолотил лицо Дел. Она откинула капюшон с головы и шелк растекся по плечам, открывая последним лучам волосы и лицо. Дел вся светилась: блеск старого золота мешался с матовым сиянием слоновой кости и белизной льда. В профиль она была безупречна, в анфас – просто изумительна. Я мысленно улыбнулся, подумав о постели, которая ждет нас в Харкихале. О настоящей кровати, а не о песке, на который в лучшем случае брошен чепрак. Нам еще ни разу не приходилось делить настоящую кровать – мы очень долго не могли пересечь Пенджу.
Но теперь смертоносная пустыня осталась
Под копытами лошадей появилась низкая, пожелтевшая под солнцем поросль. Сквозь спекшуюся корку пробивали себе дорогу травы. Переплетенные ветви остро пахнущего кустарника стелились по земле паутиной, среди них блестели легкие, серебристо-серые иголки колючек. Над этим ковром поднимались кисточки высоких, пыльных трав и яркие огоньки хрупких цветов. Они качались на тонких стебельках, дрожа нежными лепестками, как флажки, до которых долетел порыв ветра.
Здесь в земле уже была вода. Здесь была жизнь. Выжить здесь было легче, чем в безводном море песка, именуемом Пенджа.
Харкихал. Он поднимается из пустыни как изъеденная песком скала, окруженная низкими холмами и серыми кирпичными стенами, чтобы спрятать свой мир от атак капризных самумов, несущихся на Север из Пенджи. На Юге у всех мест, где обитает человек, есть одна общая черта. Города, деревни и даже временные поселения, не говоря уже об оазисах, люди окружают кирпичными или каменными стенами, если поблизости нет скал, чтобы смертоносные песчаные бури, называемые самумами, не могли уничтожить то, что было построено тяжким трудом мужчин, женщин и детей. В Пендже без этого не выжить. Пескам вечно нужны жертвы, они полностью поглощают ничем не защищенные деревни и города, одинаково презирая проклятья и могущественных танзиров, и жалких нищих.
Я видел города, где ленивые обитатели забывали о стенах до того, что те начинали осыпаться. Самум разносил их за несколько часов, а потом ненасытный, все пожирающий ветер разносил дома и постройки. Я видел, как песок забивал колодцы и ключи, а каждая капля воды была у нас в Пендже драгоценностью. Я видел скелеты, обглоданные так, что на них не оставалось ни клочка плоти, и делали это не звери, а ветер, песок, жара. Так могли погибнуть лошадь, собака, коза. Мужчина, женщина, ребенок.
На Юге от людей, зверей, стихий не дождешься жалости. Каждый борется за себя и помощи ждать неоткуда. Никого и никогда не тронут мольбы о снисходительности или милосердии.
Если рядом случайно оказывается бог и слышит эти стоны, он торопливо затыкает уши и проходит мимо.
Дел вздохнула.
– Я думала, что буду возвращаться вместе с братом.
Эти несколько слов сказали очень много. Дел скрывала мысли и чувства как купец монету, выдавая каждую с явной неохотой в самые непредсказуемые моменты. Она неделями ничего не говорила о Джамайле, замкнувшись в вязкую топь своей боли, рожденной безрезультатным поиском.
Пять лет Дел тщательно готовила себя к тому, чтобы найти и освободить младшего брата, украденного налетчиками для продажи Южным работорговцам, которые знали настоящую цену голубых глаз и светлых волос Северян в стране смуглых людей. Пять лет она отдала занятиям с шодо – на языке Севера ан-кайдином – чтобы научиться ритуалам танца мечей, и в конце концов превратила себя в живое оружие с одной единственной целью – спасти Джамайла. Дел понимала,
На первый взгляд бессмысленная попытка, но не для Дел, и она сумела найти Джамайла, но уже мало что можно было спасти.
Лишенный языка, изменившийся душой и телом за годы рабства, евнух с Севера уже не был тем десятилетним братом, с которым ее разлучили. Полумальчик-полумужчина, который мужчиной никогда уже не станет, как бы он этого ни хотел. И как бы этого ни хотела она. Джамайл, единственный брат Делилы, решил остаться на Юге с племенем дикарей, которых он успел полюбить.
Я поднял было руку, чтобы коснуться ее плеча, но наши лошади стояли слишком далеко. Пришлось просто кивнуть. Собираясь отвлечь ее от скорбных воспоминаний, я улыбнулся и пожал плечами.
– Зато ты привезешь меня.
Дел покосилась на меня, не соизволив даже повернуть голову в мою сторону.
– Вот уж счастье.
– Конечно счастье, – спокойно согласился я, предпочитая проигнорировать ее ехидный тон. – В конце концов, я – Песчаный Тигр.
– В конце концов, – она посмотрела на Север, – в Харкихале можно поесть. Нормально поесть и забыть о сушеной кумфе и финиках.
Я кивнул, сразу воспрянув духом.
– И вспомнить, что такое акиви.
– Не рассчитывай, что я потрачу хотя бы монету на выпивку.
– Ты надеешься заставить меня пить козье молоко?
Она смерила меня взглядом.
– По запаху они не отличаются. Так не все ли равно?
– Я буду пить молоко, а ты возьмешь меч Терона вместо Бореал и может тогда поймешь, каково мне, – я запнулся, заметив, как окаменело ее лицо, и только тут понял, что ляпнул. – Дел… Дел, прости, – в голове промелькнуло: «Аиды, и кто меня дернул за язык?». – Дел… ну извини меня.
Она побелела от гнева, и, шлепнув мерина по бокам, заставила его подлететь к моему гнедому. Дел кажется и не заметила, что жеребец прижал уши и оскалил зубы, пожелтевшие от Южной травы и зерна. Но я заметил. А потом сильная рука потянулась к моему запястью и крепко обхватила его. Так крепко, что удовольствия мне это не доставило.
– Никогда больше, – чеканя каждый слог, выговорила она, – никогда не поизноси ее имя вслух.
– Нет, конечно нет… Я все давно знаю. Я прекрасно понимаю и…
– Никогда, – повторила она и отпустила мою руку.
На запястье остались следы. Они пропали в считанные секунды, но легче мне от этого не стало. Такие промахи не скоро забываются. Это урок на всю жизнь.
Я пошевелил рукой, проверяя двигаются ли пальцы. Они двигались, хвала валхайлу. Дел сильная, но не до такой степени, чтобы сломать мне руку. Я чувствовал себя виноватым, но поведение Дел меня обидело.
– Прости, – повторил я, не находя больше слов.
Губы Дел сжались в тонкую линию. Ярость исказила правильные черты ее лица и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, насколько она рассержена.
– Ее имя свято, – голос Дел звенел от напряжения и хотя она пыталась говорить спокойно, я уловил испуг и отчаяние.
– Дел…
– Свято, Тигр, – она наконец-то глубоко вздохнула и я почувствовал, как напряжение покидает ее тело, уступая место откровенному гневу. – В имени заключена часть силы, магии… Если ты разгласишь ее имя остальным, ничего не останется. – Дел замолчала, тревожно вглядываясь в мое лицо. – Понимаешь? Все время, все годы, все силы… все жертвы превратятся в ничто…