Певец меча
Шрифт:
Дел смотрела на Массоу, Киприану, Адару. На злобных демонов, похожих на людей, которые как-то заменили человеческий мозг на обман локи, человеческие желания на потребности локи. Дел смотрела на женщину, мальчика и девочку, которые где-то во время нашего путешествия проиграли битву трем локи, случайно освобожденным мною.
В пещерах и тоннелях загорелось множество свечей. За локи в темноте двигались тени, маленькие бледные тени, поющие песню ловушки.
Они появлялись отовсюду, Кантеада. Выбираясь из пещер и спускаясь со
Локи мучительно стонали.
Было холодно. В темноте, рассекаемой светом свечей, я видел как от моего дыхания шел пар, но дрожь, которая сотрясала мое тело, шла изнутри, а не снаружи.
Локи не просто приняли форму людей. Их лица кривились от бешенства, разочарования и отчаяния. Связанные песней, они могли только страдать. Может быть так же, как страдали человеческие хозяева этих тел.
Круг замкнулся. Меня окружали пламя, песня и лица. Необыкновенные, нечеловеческие лица. Пушистые гребешки, окрашенные огнем, стояли ото лба до шеи и дрожа, говорили на своем языке. До этого момента я видел только мастера песни. Теперь я увидел остальных. Я услышал их пение.
Я не из тех, кого берет за душу музыка, я глух к ее сложностям. Я уже говорил: музыка это шум, издаваемый с разными целями. Но на этот раз я слышал не просто шум. Не просто песню. Звук, который наполнил каньон, был силой.
Ноги подогнулись, я сел. Так же как другие: Дел рухнула рядом со мной, безвольно свесив руки, расслабившись, уронив рядом меч, неуклюжая от неожиданной потери контроля над телом. То же происходило с локи: один за другим, они превращались в комки плоти, как глина, ожидающая, что из нее что-то слепят.
Я открыл рот, чтобы заговорить, спросить Дел что происходит, что они собираются делать и что хотят от нас – она Северянка, разумеется она знала
– но я ничего не спросил, потому что не мог. Потому что песня стала моим миром.
Пламя растеклось, слилось, образовало круг. Я видел свет, только свет и сиял он так, что я не мог его вынести. Я мог сделать только одно и сделал это. Я убежал.
Но пламя пошло за мной. Как и песня.
– Песня рождения? – спросил кто-то.
Песня рождения. Песня рождения? Я тупо смотрел на свет.
Молчание.
Имя при рождении?
Имя при рождении. Это уже другое дело. Фраза имела смысл.
Я нахмурился, задумался и понял, что у меня нет ответа.
Мать или отец дают ребенку имя. Я родителей не знал, а значит при рождении у меня имени не было.
Я просто покачал головой.
Песня немного изменилась.
– Имя при рождении? – настаивала она.
Мастер песни? Я задумался. И снова только покачал головой.
Песня стала еще настойчивее. Это было невыносимо. Что-то разрывало мой череп.
А потом вдруг мелодия задрожала. Я почувствовал след удивления, которое ко мне не имело отношения.
– Как тебя называют? – спросили
На этот вопрос я мог ответить.
– Песчаный Тигр, – сказал я.
Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши, нашла ответ и позволила мне удалиться.
Удалиться. Я нахмурился. Уставился в пламя. Потом понял: от меня хотели, чтобы я прошел сквозь него.
Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
Я повернулся. За кругом света сидела Дел, глядя, как раньше я, в кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие линии – следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У Дел почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.
Я хотел подойти к ней. Хотел вернуться в круг и вывести ее из пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много, чтобы выступать против такой силы.
Подошла очередь Дел.
– Имя при рождении? – спросил мастер песни.
Она смотрела в пламя.
Он повторил вопрос мягче.
– Дел, – ответил танцор меча.
– Имя при рождении? – настаивал мастер песни.
– Делила, – прошептала женщина.
Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная светом и слезами, взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.
Песня усилилась. Я услышал в ней диссонанс и жесткость. Скрытое требование. Мастер песни не делал поблажек, когда спрашивал имена остальных.
Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.
Все они солгали.
Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они разорвутся от напряжения. Я слышал высокие мелодичные стенания, низкое гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал, что локи не смогут противиться ей.
Ей ничто не могло противиться.
Массоу сломался первым.
– Шеду! – закричал он. – Шеду, Шеду, Шеду!
Мастер песни повторил вопрос.
– Шеду! – закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.
Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не был Массоу. Чье имя теперь было Шеду.
Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.
– Даэва, – прошептала женщина. Я видел в ее глазах ярость, беспомощность, отчаяние.
– Даэва, – снова сказала она, закусив губу. Кровь потекла по подбородку.
– Даэва, – закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.
Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную Киприану. Кокетливую, требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.